Страх. Книга 2. Числа зверя и человека - Олег Рой Страница 51

Осознав все это, я стала легче переносить несовершенство этого мира. Как будто предчувствовала, что рано или поздно он покорится мне.

Ждать пришлось долго. У меня не ладились отношения со сверстниками, подруг не было вовсе, а парни, познакомившись поближе, начинали едва ли не бояться меня. Слабаки. Сначала меня это расстраивало, потом начало злить, а потом я стала презирать всех и вся.

Но главная беда – несмотря на все свои шальные поступки, я по-прежнему чувствовала себя скованной. Скованной чужой и чуждой мне моралью, чужими предрассудками, чужими правилами.

И лишь когда в небе зажглась звезда моего повелителя, я наконец-то, наконец-то, наконец-то стала свободной! О! Я знаю, благодаря кому!

Он ничего от меня не требует. Он позволяет мне делать все, что я захочу. Ему наплевать на моих любовников – и на алчного и неудачливого Ойгена, и новенького громилу Пита, и вообще на кого бы то ни было. Я могу завести себе, как Клеопатра, по любовнику на ночь – и ему будет на них наплевать. Ему наплевать на мои маленькие капризы и новые, довольно странные для рафинированной, интеллигентной, насквозь книжной и музыкальной девочки увлечения. Нет! Он даже поощряет все это, его волнует, с каким энтузиазмом я ухожу в глубину того, что обыватель зовет пороком и преступлением.

«Есть две человечности, – говорит он. – Одна состоит из предрассудков и суеверий, из эволюционного балласта общества, из его застарелых неврозов и комплексов. Другая – это наша человечность, богоподобная, не знающая, что есть зло или добро и признающая только целесообразность».

Никто из слюнявых романтиков и помыслить не может о недосягаемой, пронзительной, почти космической высоте нашего союза. Наши отношения кристально чисты, как воздух на вершинах Гималаев, они абсолютно лишены алчности, ревности, подозрительности. Мы никогда не предадим друг друга – потому что не зависим друг от друга. Такой союз, как наш, невидим и неощутим, он тоньше любой паутины, он тонок, как мономолекулярная нить но он крепче стали.

Когда я вошла в свою допросную, Пит отступил к двери и застыл, как соляной столп. Так он может стоять часами. Пит очень, очень силен, от его объятий остаются синяки. И он умеет и любит причинять боль. До какой-то степени мне это даже нравится, я тоже люблю причинять боль. Но еще больше я люблю смотреть, как он это делает. О, в этом он мастер!

Я опустилась в кресло напротив сидящего перед столом священника и открыла верхний ящик стола.

– Удивлены? – спросила я.

Он кивнул.

– Пожалуй. Кто бы мог подумать, что талантливая девочка со скрипкой… Мог ли сам я помыслить, когда вы навещали Веронику в доме Алекса, что встречусь с вами в такой… обстановке. Вам она не идет, бегите отсюда и спасетесь…

Я терпеливо вздохнула:

– Хорошо. Будем считать, что проповедь вы уже прочитали, свой священнический долг исполнили. Забудьте. Не надо пытаться грозить мне огнем неугасаемым – меня он не пугает, я в нем живу и наслаждаюсь им. Так что оставьте ваши проповеди вашим овцам. Мы с вами оба все понимаем, так что нет смысла разводить китайские церемонии. Предлагаю вам просто ответить на один-единственный вопрос, и завтра вы вновь будете выслушивать и отпускать чьи-то грехи и выдавать вино и хлеб за плоть и кровь Бога. Где Александр и все остальные?

Он молчал.

– Молчать, между прочим, вообще бессмысленно, – я опять вздохнула, все-таки допрашиваемые – ужасно однообразный народ. – У вас отсюда два выхода: легкий, о котором я только что рассказала, и тяжелый – к апостолу Петру.

– Откровенно говоря, – он неожиданно улыбнулся – слегка, краешком губ, но улыбнулся, – мне кажется, что для священника не найти более лестной компании, чем апостол Петр.

– Иуда тоже был апостолом.

– Если вы имеете в виду Иуду Искариота, то надо помнить, что он очень плохо кончил.

Ладно, надоело. Я откинулась на спинку кресла:

– Вы, наверно, думаете, что вас будут пытать, и уже готовитесь стать мучеником, – честно говоря, этот безмятежный идиот меня изрядно раздражал. – Но в наше время Иудой можно стать и поневоле.

Я сунула руку в ящик стола и достала одноразовый шприц.

– Новейший препарат, – сказала я. – В отличие от иных, действует предельно точно и предельно концентрированно. Вносит поистине чудесные коррективы в химию человеческого мозга. Человек ведь, в сущности, – не более чем совокупность химических элементов, собранных в биологические структуры, а все психические процессы, в конечном итоге, не более, чем продукт электрохимических реакций.

– Spiritus quidem promptus est, caro autem infirma [16], – привычно процитировал он.

– Вот именно, – подтвердила я.

– Тогда зачем вам было нужно, чтобы я заговорил добровольно? – внезапно спросил он. – Колите, и все узнаете.

Да уж, в логике ему не откажешь. Но мое замешательство длилось не больше мгновения. Я вложила в ответ всю свою ненависть к «человечному» миру, где женщинам в детстве обрезают крылья:

– Потому что я хочу видеть, как рухнет ваша непомерная гордыня, которую вы считаете добродетелью.

– Гордыня добродетелью быть не может, – ответил он так мягко, словно объяснял ребенку: мол, на яблоне не растут бананы. – К сожалению, я не могу сам закатать рукав. Попросите вашего любезного друга помочь мне.

– Я уколю вас в шею, – сказала я, вставая со стула. – Не дергайтесь, чтобы не попал воздух.

Он перенес укол не столько терпеливо, сколько безразлично. Пару минут мы молчали.

– Подействовало? – спросила я.

– Сейчас проверим, – ответил Пит. – Святой отец, вы занимались когда-нибудь рукоблудием?

– Да, занимался, – дружелюбно и охотно ответил священник. – До тех пор, пока испытывал соблазны плоти.

– Работает, – кивнул Пит. – Ну давай, теперь он твой.

Я заинтересованно подалась вперед. В принципе, мне было бы достаточно ответа на один-единственный вопрос: где Алекс? Но мне действительно хотелось видеть, как падает со своих выдуманных высот этот святоша. Пусть падает подольше:

– Вы знакомы с Ритой Залинской?

– Господи, Боже мой, вот я и дети мои, которых ты дал мне [17].

Что за черт!

– Отвечайте, вы знаете ее?

– Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди Вас [18].

– Куда вы отправили Риту Залинскую?

– Встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его [19].