Война за империю - Евгений Белаш Страница 51

Немного скотча — сейчас желание было острым, как никогда. И сигару.

Но пришлось отказать себе и в том, и другом. Поздний вечер уже протягивал руку грядущей ночи, премьер не спал уже почти двое суток и чувствовал, что стаканчик виски сейчас не взбодрит, как обычно, а наоборот — отправит в глубокий сон самое меньшее часов на десять, что слишком много. А сигара усугубит.

Впрочем, табак и скотч оказались не единственными сущностями, в которых 'Бульдог' отказал себе ради высших целей. Можно сказать, что весь сегодняшний день стал временем великого самоограничения, смирения, а также истязания гордыни.

'Якорь'

Операция, которая готовилась не один месяц, в такой тайне, что … Собственно, режим секретности, окружавший задумку, и сравнить то было не с чем. Ни одна военная операция Королевства доселе не удостаивалась таких мер по обеспечению закрытости.

Но оно того стоило. Однозначно стоило.

После провала Дарданелльской операции в пятнадцатом году, ставшей личным фиаско Черчилля, он излечился от пристрастия к эффектным военным авантюрам. Порядок бьет класс, хорошо организованная и планомерная процедура всегда перемелет яркий экспромт. На это он поставил собственную карьеру и судьбу страны в минувшем году, отказавшись от мира с немецкими и русскими коммунистами. И пока что расчет себя вполне оправдывал.

Но теперь пришло время разукрасить полотно впечатляющим штрихом. Добавить ярких красок в серые будни индустриальной военно-морской войны. Да… красно-оранжевый будет очень к месту. Огонь пожаров, цвет очищения.

Премьеру захотелось вскочить и быстро пройтись по комнате в своем особняке. Деятельная натура требовала активности, решений, адреналинового накала. Тем более в такой день, точнее в такую ночь, со столь высокими ставками! Но Черчилль лишь еще больше расслабился, чувствуя, как оковы усталости наконец то слегка отпускают старые и нездоровые ноги. Не сегодня… В любой другой день, но не сегодня, не сейчас.

Бог свидетель, чего это ему стоило — уйти в самый важный момент, самоустраниться от череды событий, которые мчались, как раскрученная карусель на ярмарке. Быть не в штабе, среди мастеров, изощренных в своем деле, как отточенные скальпели хирурга. Но здесь, отойдя от всех дел, ожидая известий, как рядовой британец, обычный человек, который каждое утро открывает газету, липкую от скверной краски, чтобы прочитать свежие новости о ходе изматывающей войны. Все равно, что кормить льва травой.

И все же бывают моменты, когда свирепому хищнику приходится становиться вегетарианцем, ради блага государства.

Элизабет… Она прекрасно играла роль валькирии, королевы-воина, за чьей спиной стыдно скрываться мужчинам и защитникам. И все же образу не хватало некоей завершенности. Последнего росчерка пера в искусной росписи на важнейшем документе. Для того чтобы явить стране и миру совершенство облика, Ее Величеству требовалось совершить еще одно действие.

Элизабет должна была выиграть сражение. И не просто оказаться на первых полосах всех изданий мира, быть сфотографированной в окружении офицеров и карт. Королеве следовало почувствовать острый, не диетический вкус схватки без всяких посредников. А воинам — увидеть, что правитель страны не нуждается в тени премьера за спиной. Но чтобы достичь этой грандиозной цели, премьеру недостаточно просто сесть поодаль и никому не попадаться на глаза.

Ирония судьбы… Именно Уинстон Черчилль отобрал проект операции из целой серии предложений. Санкционировал разработку и курировал до самого конца. Он дал детищу название — 'Anchor' — 'Якорь'.

Но пережить триумф и принять славу суждено другим.

Вернее, другой.

Диктатор расслабил напряженные плечи и шею, закрыл глаза. Он знал, что не уснет до самого утра, что ни один телефон не зазвонит в ночной тишине, и курьер не постучит в дверь. Утром он сам снимет телефонную трубку и прикажет связать с Приоратом Бентли.

* * *

Кто-то полагается на тактическое мастерство и способности к импровизации. Кто-то на тщательно расписанный график и учет всех возможных факторов. Кто-то совмещает означенные подходы с той или иной степень успеха. План 'Якорь' относился к последним. Действия всех участников были расписаны едва ли не поминутно, но при этом оставляли возможность для отступлений и маневра с учетом текущей ситуации. Операцию могли спланировать только те, для кого карты и схемы стали смыслом жизни, а сухие строки отчетов — хлебом насущным. Операцию могли осуществить только те, для кого привычными стали рукояти штурвалов, а не пустые руки; те, кто давно забыл, что самолет — это не крылатый демон войны.

Иными словами, только Королевские военно-воздушные силы оказались в силах совершить задуманное.

Боевые действия открылись ночью, после полуночи, с застрельщиков — отдельных машин и малых групп, которые, подобно жалящим осам, начали прощупывать северное побережье Франции, будоража континентальную ПВО. Воздушный Фронт коммунистической коалиции — больше двух тысяч одних истребителей — был кувалдой, предназначенной для сокрушения избранных целей. Но для динамичной, но в то же время всеохватной обороны подходил куда хуже. Недостаточная оперативность связи между русским и немецким командованием сказалась на координации и сразу обозначила некоторое отставание в ответных действиях. С каждым часом это отставание усугублялось, накапливая драгоценные минуты форы для КВВС. Меж тем напор усиливался. Английские самолеты завязывали схватки в ночном небе, прорывались к наземным объектам, постоянно мельтешили на радарах, создавая впечатление, что атака направлена на все побережье.

К четырем часам утра для командования Фронта стало очевидно, что это не попытка надавить на нервы и не очередной раунд воздушного противостояния, исход которого однозначно определяется только после войны, путем кропотливого сравнения отчетности в архивах. Но к тому времени было уже поздно. Передовые группы Королевских ВВС понесли огромные потери, многие полностью утратили боеспособность, но силы Фронта оказались распылены. Первая и самая главная фаза 'Якоря' прошла успешно — теперь отставание континентальной авиации, ее запоздалая реакция на действия англичан стали необратимыми и фатальными.

Около шести утра премьер-министр Черчилль все-таки сдался и после тяжелой, изнурительной борьбы выпил стакан скотча — махнул, как в пабе субботними вечером — одним глотком. Против ожиданий алкоголь не подействовал, взбудораженный организм буквально испарил виски, как каплю на раскаленной плите. И в это же время основной поток британских бомбардировщиков уже надвигался на побережье.

Самолеты выходили на цели с рассветом, атаковали и уходили поодиночке. Раньше такая тактика означала верное самоубийство, но раздерганные силы Фронта уже не могли организованно преследовать отходящего врага. В хаосе помех русские и немецкие самолеты получали множество одновременных и взаимоисключающих приказов, стараясь делать одновременно все, и в итоге опаздывали везде.

Некоторые 'Москито' и 'Бофайтеры' с РЛС, действуя в точности по немецким шаблонам, атаковали и блокировали аэродромы, чередуя пологие пике на машины 'красных' и резкие развороты, чтобы избежать зенитного огня. Другие — маленькими группами, описанными в плане как 'команды рейнджеров' — атаковали важные цели уже при свете дня. Тяжелые истребители 'Темпест' и 'Тайфун' с авиапушками и реактивными снарядами пикировали на зенитные батареи, сквозь стену огня, буквально прокладывая своими корпусами путь для идущих следом бомбардировщиков.