Бог одержимых - Владимир Яценко Страница 51

Он прильнул к биноклю и выругался крепче: Егор в одних трусах штурмовал плиту. Голый человек, босиком, оставляя бурые пятна крови, гигантским пауком полз к цели, не опираясь ни на что. Почему "пауком"? Руки! Вернее — тени от рук. И ног. Их множество.

Их много больше, чем отмерено человеку солнцем.

— Парень, ты что, рехнулся?! — закричал в микрофон Виталий. — Что с тобой?

Ветер с вершины доносил что-то невнятное. Кажется, Егор опять что-то пел.

Виталий присмотрелся и отбросил в сторону бесполезное радио.

— Духи забрали Гороса к себе, — чуть покачивая головой в такт речи, грустно сказал Гарсилас. — Горос сотрет отметины. Но эндриаго нужно убить.

Виталий глянул на проводника и ничего не ответил.

Потом подтянул к себе винтовку и присмотрелся к рукам Егора.

Так и есть: окровавленные пальцы проходили внутрь стены.

Каким-то образом, Егору удалось освоить магию Гуллоса: пальцы рук и ног стажера глубоко уходили под поверхность гранита.

Проводник, все еще стоявший рядом, о чем-то тихо заговорил на кечуа.

— Я не понимаю, Гарсилас, — резко оборвал его Виталий. — Говори на испанском.

— Тень от руки, — сказал проводник. — Великое искусство инки. Так они строили города, полировали и крепили камень.

В оптический прицел было хорошо видно, как Егор добрался до разноцветной восьмерки и ладонью — да! да! — просто ладонью загладил, вмазал цветной мел внутрь серой массы камня.

Потом повернулся и с той же скоростью двинулся к первой, пристрелочной метке.

Дальномерная кривая оптического прицела целиком накрывала давно нестриженный затылок Егора. Все, что сейчас требовалось: снять предохранитель и плавно нажать на курок.

Убить монстра.

Виталий не знал, на что решиться. Егор добрался до пристрелочного пятна и затер его ладонью так же легко, как он перед этим затер разноцветную восьмерку.

А потом пошел вниз. Спокойно и размеренно, как паук — вниз головой.

Виталий снял винтовку с предохранителя. Одно небольшое касание. Один выстрел. Кто или что сейчас идет в мир людей?

И вдруг ему стало не по себе.

"Он же предвидел все это! — подумал Виталий. — Когда я уговаривал его идти на стенку, он так и сказал. Я полезу, а ты будешь целиться мне в затылок".

Он вернул предохранитель на место: "Я не буду стрелять в мальчишку. Пусть ЭТО решится как-то иначе…"

Гарсилас тихо отошел в сторону.

"За мною кровь, — тяжело думал Виталий. — Много крови. Важные люди в кожаных креслах говорили нам о проблемах, которые нужно решать оружием. Мы убивали, а проблемы оставались. Люди оставляли кресла, на смену им приходили другие. Но слова оставались прежними: о том, что проблему проще расстрелять, чем решить. И мы опять стреляли, а проблемы все равно оставались… Так, может, проблема не в людях, а в креслах?

К черту! Пусть все как-то решается по-другому.

Без меня".

* * *

Егор запрыгнул ко мне на валун уже одетым.

Видно потратил какое-то время на поиски своих вещей под стенкой.

— Я все собрал, — сказал он, показывая вещмешок. — Даже краска не разбилась. А вот радио вдребезги. И ремни твои я порезал.

— Рад за тебя, — ответил я. — И за краску тоже. А радио… черт с ним, с радио.

— Пойдем, командир, — сказал он. — Пойдем к Гуллосу. Расскажем, что было.

— Не могу, — я кивнул на свои ноги. — Гарсилас рюкзаки потащит, а ты меня. Впрочем, можешь с ним поменяться… и почему к Гуллосу? Наверное, лучше к машине? Да и поесть тебе не мешало бы…

— Нет, — он рассмеялся. — Ты сам пойдешь, командир. Ну-ка, посмотрим…

Он ухватил меня за лодыжки, а я этому нисколько не удивился. Наверное, ждал чего-то подобного.

Ступни обожгло огнем. Знакомая боль. Будто крапива, только не снаружи, а изнутри, с обратной стороны кожи. Я закричал. А когда боль стала непереносимой, ударил его по лицу. И все закончилось. Боли не было. Если не считать разбитый в кровь кулак. С его-то лицом ничего не сделалось.

Я поднялся на ноги и несколько раз подпрыгнул.

— Неплохо! Только все равно не пойму: зачем нам Гуллос?

— Вопросы есть, — сказал Егор. — К нему, к горам… к той тетке, что ночью ко мне приходила.

— Ты же языка не знаешь! Гарсиласа я тебе не дам. Да и сам не пойду.

— Если люди думают одинаково, командир, им "язык" не обязателен…

— Тебе не страшно оставаться одному?

Он только засмеялся.

И уже снизу, перед тем, как скрыться за валуном крикнул:

— Не беспокойтесь обо мне. Как закончу, в Парамонга сам вернусь.

* * *

Он вернулся через два долгих года.

Высоким, крепким, загорелым.

В толпе я бы его не узнала, но он приехал вместе с дядей Виталием, и нас фактически представили. Сперва они чинно сидели на кухне, пили с мамой чай и скупо рассказывали о том, что делается на другой стороне мира. А потом вернулся с работы папа. И пошли гулкие удары по спинам, крепкие рукопожатия, тычки и тискания, словом, все то, что позволяют себе мужчины по отношению друг к другу после долгой разлуки, в избытке дружеских чувств.

Было странно видеть, как Егор со старшими держался на равных, а они посматривали на него снизу вверх.

Когда первые восторги поутихли, дядя Виталий рассказал, что они с Егором нашли что-то очень важное в горах Перу. Какой-то подземный город. Папа не скрывал интереса, а Егор показывал фокусы наложением рук на разные поверхности.

А потом он подошел ко мне. При всех. Без всякого смущения перед моими родителями. Подошел и сказал:

— Я вернулся к тебе, Катюша. Примешь?

А я только кивнула. И разревелась.

Он прижимал меня к своей широкой груди, а я все плакала и думала, что совершенно не узнаю его. Что он вернулся чужим, холодным, каменным.

Наши мальчики… Они уходят воевать, а если Господь их возвращает, то другими. И нужно время, чтобы разглядеть в этих, новых, гордых, сильных мужчинах прежних мальчишек — беззаботных и радостных. Говорят, для этого нужно много времени. Надеюсь, жизни на это хватит?

Я буду ждать.

И однажды он споет мне, как прежде. Как во времена, когда мы еще не были взрослыми… когда мы вместе слушали "Universe".