Чары Мареллы - Андрей Богданов Страница 51

Раздавшийся неподалеку тихий и протяжный стон заставил его отвлечься от тяжелых дум. Прислушавшись, он пошел на звук и в небольшой канаве увидел молодого мужчину в немецкой форме офицера артиллерии, лежавшего на спине и прижимавшего руки к ране на груди. Земля вокруг него была жирной от крови, которая продолжала тонкой струйкой вытекать из умирающего. Лишь взглянув на него, доктор сразу определил, что он – не жилец. Бледное лицо так сильно контрастировало с землей вокруг него, что казалось абсолютно белым. Увидев перед собой незнакомца, офицер попытался что-то сказать, но из его груди донесся лишь хрип, перешедший в мучительный кашель.

Опустившись рядом с раненым на колени, Бертран достал из сумки флягу с водой и приложил ее к обескровленным губам. Ее живительная сила произвела волшебный эффект на офицера: взгляд стал осмысленным, а дыхание ровным. Осмотрев рану, доктор с сожалением покачал головой и обратился по-немецки к лежащему:

– Вы умираете. Простите, но я ничего не могу для вас сделать.

– Вы… немец? – с трудом выговорил мужчина, с надеждой взглянув на него.

– Нет, я француз. Но эта война противна мне так же, как и любому нормальному человеку, независимо от национальности.

– А я не знаю, кто я. – Умирающий вдруг заговорил по-французски без малейшего акцента. – Вся эта братоубийственная бойня – ужасная нелепость. Я получил то, что заслужил. Мне не нужно было приходить с оружием… Боже мой, как мне жаль.

Бертран с удивлением взглянул на офицера, который, казалось, сожалел не об уходящей жизни, а об этической стороне своих поступков. В другой ситуации он бы воспринял такие речи как бред умирающего, но мужчина говорил внятно, и в его взгляде было что-то такое, от чего у доктора на глаза навернулись слезы.

– Кто вы? – спросил он. – Могу ли я сделать для вас что-нибудь? К примеру, послать последние прости-прощай семье. Может быть, письмо любимой?

– Нет, не нужно, благодарю вас. – Голос офицера становился все тише, словно с каждой следующей каплей из него вытекали остатки жизни. – Они знают, как я люблю их. Любил. И мне нечего добавить к тому, что я уже успел им сказать.

– Тогда назовите свое имя, для того чтобы я мог помолиться за вас.

– Я скажу, но молиться за меня не нужно – я сам отчитаюсь перед Богом за все, что сделал, и то, чего сделать не успел. Мое имя – Эрнст Штадлер, я родился в Эльзасе. Да, понимаю ваше удивление. Это на самом деле показательно: немец, родившийся на исконно французской земле, погибает в Бельгии от рук французских же солдат. Наверное, этот кусочек земли не захотел меня отпускать далеко. В этом есть какой-то глубокий смысл, но я его так и не понял…

Челюсть офицера вдруг судорожно задергалась, глаза закатились, и он, дернувшись всем телом, испустил дух. Бертран, накрыв его разорванной в нескольких местах шинелью, тяжело поднялся и, стараясь ни о чем не думать, пошел прочь от главной сцены этого жуткого театра смерти. Не будучи ограниченным ни в передвижениях, ни во времени, он был начитанным и любознательным человеком и поэтому, услышав имя Штадлера, сразу вспомнил, где уже встречал его. Многообещающий поэт и писатель, импрессионист, который всем своим творчеством являл пример культурной близости немцев и французов, закончил жизнь так, словно хотел своей смертью показать всему миру бессмысленность этого конфликта. Конечно, он стал лишь одним из многих, подумал доктор, но каждый волен действовать в соответствии с собственной совестью. Эрнст выбрал этот путь…

– Я так и знала, что найду тебя здесь, любимый.

Бертран обернулся на знакомый голос и увидел рядом с собой Ирицу, которая выглядела так, словно только что вернулась со званого вечера. Ее идеально уложенные волосы и модное платье так резко контрастировали с окружающей действительностью, что казались почти нереальными. Тем не менее девушка была явно заинтересована происходящим – с любопытством рассматривая разбросанные повсюду тела, она осторожно переступала через них, периодически останавливаясь, чтобы внимательнее рассмотреть ту или иную деталь. Боже мой, подумал доктор, она словно в музее! Впрочем, возможно, для нее это и есть музей. Когда она успела настолько измениться? Бертран во всем винил себя – это он способствовал ее перерождению, когда обратился за помощью к темной ведьме. Теперь он не мог, не имел права говорить ей о добре и зле. Ему оставалось только надеяться на то, что его любовь исправит все – и Ирица снова станет самой собой.

– Я вижу, ты опять грустишь, – как ни в чем не бывало проворковала девушка, обнимая супруга и с улыбкой заглядывая ему в глаза. – Зачем тебе все это? Мы ведь можем отправиться куда угодно – и когда угодно. Я опять помогу тебе вспомнить все, словно это было только вчера. Обещаю, что на этот раз будет совсем не больно, я за последнее время узнала много нового о ядах. Может быть, отправимся к морю? Только представь себе: теплое солнце, песок. Можем подгадать так, чтобы подыскать тебе соответствующую компанию. Хочешь Гогена? Я знаю, он всегда тебе нравился, а я как раз ни разу не была на Таити. Нет? Только скажи – я все организую.

– Это прекрасный вариант. – Бертран отстранился и отвел глаза. – Мы обязательно отправимся туда, но позже. Ты ведь знаешь меня, я должен помогать людям, это моя работа.

– Но все это уже давно произошло, – возразила Ирица. – Ты никому не сможешь помочь, если этого не захочет Вселенная. Оставь все, как есть. Не вмешивайся в естественный ход истории.

– А почему ты считаешь, что изменения, которых я добьюсь, не являются частью этой истории? – Бертран взглянул на жену с такой яростью, что та на мгновение опешила. – Я не верю в то, что оказался здесь случайно. Ты сама постоянно говоришь, что все предрешено. Значит, и мое присутствие здесь имеет смысл.

– Когда я говорю о фатуме, то имею в виду всех, кроме нас с тобой. – Голос девушки стал низким и проникновенным, словно она пыталась убаюкать непослушного ребенка, но Бертран не был склонен на этот раз поддаваться ее чарам и с раздражением отошел на несколько шагов в сторону. Тогда Ирица заговорила другим тоном – резким и настойчивым: – Ты должен понимать, что возможности, которыми мы располагаем, – это дар. Его нужно ценить. Это величайшее сокровище из всех возможных. И я совершенно не понимаю, почему ты каждый раз с таким упорством пытаешься противопоставить себя ему. Посмотри на него! Он – прошлое, его нет!

Ирица подошла к солдату, лежащему в мутной луже, и с силой толкнула его ногой – тело перевернулось, и доктор увидел пожилого мужчину с густой рыжей бородой, торчащей во все стороны.

– Чем ты можешь помочь ему? – наступала на мужа девушка, размахивая руками. – Вот пришел бы ты к нему за день до вчерашнего сражения – и что? Посоветовал бы ему сказаться больным? А дальше что? Не было бы этого – на его месте оказался бы кто-то другой. Пойми: так заведено, и с этим ничего не поделаешь. Люди убивали друг друга во все времена, такова их природа.

– Его зовут Вилли, у него вчера родилась внучка, – произнес глухим голосом Бертран, вглядываясь в лицо мертвеца. – Он об этом так и не узнал.