Ревизор 2.0 - Геннадий Марченко Страница 51

– Истинно глаголешь, батюшка, истинно! – заполошила какая-то старуха, для которой бунтующие плоть и дух явно остались в далёком прошлом.

Она принялась истово креститься, тыча локтем в такую же сморщенную преклонными годами соседку. Следом за ней зашумели и остальные, кто-то из недр толпы визгливо завопил: «Каюсь!» – а батюшка взирал на это с грустной, понимающей улыбкой, как дед сморит на своих неугомонных внуков.

Постепенно шум стих, и вся людская масса вытянулась в очередь за благословением.

– Благословите… Благословите… Благословите….

Отец Иоанн для каждого находил несколько тёплых слов, возлагая узкую длань с длинными пальцами на скрещенные ладони и чело прихожанина, и всякий раз чуть морщась, когда человек целовал его руку. Дошла очередь и до Бекетовой.

– Благословите, батюшка!

Она приникла устами к холодной поверхности распятия, а затем с трепетом ощутила на своей покрытой тёмным платком голове его узкую ладонь. Она так и стояла бы, но кто-то сзади подтолкнул её в спину, и Бекетова вынуждена была двинуться к выходу.

По дороге в имение она вспоминала его небесной голубизны глаза, совершенно забыв о Баныче. Тот на обратном пути так же не проронил ни слова, а о чём думал, можно только догадываться. Она отказалась от ужина, все её мысли были поглощены сегодняшними событиями. Бекетова лежала на кушетке в лёгком домашнем платье и всё никак не могла его забыть. Слуги заходили в её комнату, чтобы только поменять свечи, она на их появление никак не реагировала, а когда пожилая экономка спросила, не худо ли барыне, графиня слабо откликнулась: «Пошла прочь, старая» – и снова закрыла глаза, предавшись душевным терзаниям.

Муки Татьяны Валерьевны легко объяснимы, если знать историю первой её несчастной любви. В семнадцать лет она потеряла голову от юноши годом старше её, единственного сына графа Дорна – Дмитрия Дорна. С ним она познакомилась на первом своём губернском балу, куда приехала с матерью. Дорн состоял в Школе гвардейских подпрапорщиков, в которую три года спустя поступит и Миша Лермонтов, Мите же учиться оставалось ещё год. В губернский центр юноша приехал на лето навестить родителей, небогатых дворян, и для него это был также первый бал в жизни. Любовь между молодыми людьми вспыхнула с первого взгляда, и оба потеряли голову.

Однако встречаться им довелось нечасто, так как Татьяна не вольна была в своих действиях, находясь под неусыпным надзором матери и тётки. Дважды она без родительского присмотра вырывалась в город, якобы в гости к подруге, а однажды Дмитрий тайком прибыл к имению её родителей и, уединившись на берегу пруда, они робко целовались, в силу своего воспитания не смея думать о большем. Дорн, которому учиться оставалось ещё год, мечтал быстрее устроиться в армию, где он вскорости надеялся достичь приличного звания, которое позволит ему просить руки и сердца избранницы и в дальнейшем содержать семью. По выпуску из школы Митя напросился на Кавказ, считая, что именно на передовой сможет заслужить славу и звания. В составе драгунского полка юный корнет участвовал в боевых вылазках, быстро снискав признание даже у видавших виды ветеранов. В письмах же возлюбленной описывал свои заслуги куда скромнее, но она умела читать между строк и догадывалась, что её жених ежедневно рискует жизнью. Митя трагически погиб под камнепадом во время вылазки в аул, где обосновались чеченцы, погиб глупо, даже не успев вступить в стычку. Тело его так и не было найдено, разгребать эту гору пришлось бы несколько дней, а отряду нужно было выполнять задание. Потому среди камней воткнули сделанное на скорую руку распятие из двух скрещённых тисовых веток, перекрестились, сняв фуражки и папахи, а вечером помянули беднягу чаркой водки. Известие о гибели жениха стало для девушки настоящей трагедией. Сначала кричала, что наложит на себя руки, затем собралась уходить в монастырь и даже собрала вещи… Близкие несколько дней отпаивали её отварами валерианы и пустырника, а также только что изобретённым во Франции бромом. В конце концов удержали, отговорили постригаться в монахини.

Говорят, время лечит. Год спустя Татьяна вышла замуж за графа Бекетова, решив, что если уж не монастырь, то гори оно всё огнём. Оттого и предалась блуду с черкесом при ещё живом муже.

Теперь же, увидев молодого батюшку, испытала настоящее потрясение. Тот оказался как две капли воды похож на её Митю, вернее, выглядел бы в точности так, как выглядел бы Дмитрий, доживи он до этих лет и решив отпустить бородку. В первый миг даже подумала, что, может, это он и есть. Выжил, выбрался из-под завала и тайными тропами вернулся в Россию, а потом решил посвятить свою жизнь служению Богу, променяв свою возлюбленную на Создателя.

Но нет, приглядевшись получше, она всё же заметила некоторые различия во внешности, и частью с обидой, а частью с облегчением поняла – это всё же не её Митя. Но то, как он напоминал ей Дорна, заставляло её сердце неимоверно и сладко страдать. И уже заполночь, кусая до крови губы, она прошептала:

– Он будет моим! Тобой же клянусь, моим, а не твоим, Господи! – И, выпив лауданум ^[21], легла в постель, а четверть часа спустя сон наконец смежил ей веки, и до десяти часов утра она спала сном младенца.

Следующие дни барыня ходила сама не своя, Баныч, не выдержав, поинтересовался у неё причиной такого настроения, на что Татьяна Валерьевна лишь отмахнулась. Черкес её сейчас совершенно не интересовал, тот это понял и чувствовал себя немного оскорблённым.

А в следующее воскресенье крытая коляска графини Бекетовой вновь остановилась у храма святителя Николая Чудотворца. И снова она стояла службу, терзая душу воспоминаниями и поедая взглядом проповедовавшего священника. А на благословении едва не прокусила губу, когда длань настоятеля коснулась её темени.

С тех пор Татьяна Валерьевна стала постоянной прихожанкой храма села Клюево, бывая там уже не только по воскресеньям, но и в будни. Не стало дело и за подношениями, причём весьма щедрыми. А однажды, в конце ноября, когда вроде улёгшийся снег в оттепель превратился в грязную кашу, она подкараулила отца Иоанна после затянувшейся вечерней службы и предложила довезти в своём возке до стоявшей на краю села избы, которую настоятелю выделили для проживания и где он вёл скромную жизнь.

– Право слово, ваше преподобие, зачем вам по грязи идти, – сказала она, приглашая батюшку сесть рядом. – Мне всё равно в ту сторону, садитесь, я подвезу.

Здесь Бекетова душой практически не покривила, дорога к её имению из Клюево проходила как раз мимо дома отца Иоанна.

Баныч к тому времени уже догадывался о причине постоянных вояжей барыни к храму святителя Николая Чудотворца, вкупе с тем, что со времени первого визита сюда она ни разу не посетила его закуток на конюшне. Хотя ему трудно было понять, зачем это нужно графине. К ней приезжали свататься очень достойные люди, которых она отвергла, а теперь почему-то стала бегать за простым сельским священником. Лицезреть батюшку он смог только в этот вечер, а так обычно дожидался барыню на облучке коляски или, как сейчас, закрытого возка.