Хроники пикирующего Икаруса - Евгений Мисюрин Страница 50

– А если я не пойду?

Он скривился, потом на ухо мне:

– Твоя девушка в беде.

Блин, да знаю я, чего повторять-то. Конечно пойду, хоть и боюсь до дрожи. Поднялся, ноги не гнутся, полежал, называется, на холодном полу. Кое-как до двери доковылял, и чуть на пороге не свалился. Больно. А Тутарчи меня за руку тянет, за раненую, между прочим, и приговаривает:

– Не стой, не стой. Никто всю ночь двери держать не будет.

В коридоре никого, тишина, только тусклые лампочки под потолком горят. Он меня сразу направо поволок, потом свернул. Минут десять выбирались, и постоянно он с бумажкой сверялся. А по коридору шагает, как у себя дома. Даже смотреть страшно. Ведь тюрьма всё-таки, не магазин. Меня так и тянет к стене прижаться и скрючиться, а этот расхаживает, только что песенки не насвистывает. Ну да, его-то не лупцевали дубинкой… Наконец-то вышли к последнему посту. Присели мы перед поворотом, оба дышим тяжело. Нервы всё-таки, а у меня ещё и болит всё, что может. Я же не выздоровел, так, чуть отлежался. Мне бы ещё пару суток в спокойном карцере поболеть, а не пробираться по коридорам то бегом, то на карачках.

А он высунулся, огляделся и мне шёпотом:

– Там сейчас никого, давай, рванули.

Ага, рванули. Я всё ещё не отдышусь никак. Но попытался. Хорошо, проводник мой вошёл в положение, почти за руки вытащил. Вырвались на улицу, возле подъезда на парковке машина. Плюхнулся я на пассажирское сиденье, и аж застонал, так сразу во всём теле отдалось. Пока бежал, на адреналине был, да и психологически не позволял себе расслабиться, а тут вроде как уже можно.

Тутарчи на меня глянул как-то даже испуганно.

– Что? Что случилось?

– Нормально всё, – отвечаю. – Гони, пока им не надоело.

Он гнать не стал, с деловым таким видом неспешно со стоянки вырулил, ещё и моргнул кому-то фарами. Ну, понятное дело, всё оплачено.

Дороги тёмные, одни фонари. Даже дома во мраке теряются, и людей никого. Ехали долго, минут тридцать-сорок. Неспешно, машина вообще не чувствовала дороги, вот что значит, гравиплатформа вместо колёсной подвески. Ничего не трясёт, не стучит, не дёргает. Хорошее решение.

Подъехали к какому-то глухому забору. Прямо как в России в частном секторе – ограда такая, что и не перелезть, так кроме того и колючка сверху. Наверняка внутри ещё и собаки. Но нас, похоже, ждали. Створка с лязгом в сторону отъехала, мы так же медленно внутрь вкатились. А там – дворец. Большой белый дом с подсвеченными стенами, по фасаду широченная лестница. Только фонтана перед входом не хватает. А на крыльце, как и положено – торжественный как рояль дворецкий в ливрее стоит, и ещё и чуток в нашу сторону наклонился. Видать, счастлив приветствовать дорогих гостей. Мы вылезли. Швейцар на Тутарчи даже не глянул, а ко мне повернулся, поклонился ещё ниже.

– Добро пожаловать, Антон, – говорит. – Проходите, пожалуйста.

Я краем глаза заметил, как мой проводник покраснел. Даже ночью при искусственном освещении было хорошо видно. Но промолчал. Тут же какой-то парень шустренько за руль машины шмыгнул и погнал её куда-то в сторону. Ага, думаю. Во-первых, раз меня в этом доме по имени знают, значит, Тавадиэль где-то здесь и с ней уже успели пообщаться. А во-вторых, раз машину от крыльца отогнали, получается и мы оба сюда надолго приехали. Ну, я-то понятно. Меня сюда в итоге и везли. А вот Тутарчи почему? Он явно неместный, значит, зачем-то хозяевам нужен.

Тут дверь открылась и в глаза ударил яркий жёлтый свет, так что внутрь я шёл по приборам – ничего вокруг не видел. Пока проморгался – стою в большом холле, потолок высоченный, на стене здоровенное зеркало, почти два на два, а рядом какие-то рога висят, похожие на лосиные, но с тремя концами. Под ними вешалка. А передо мной женщина стоит, ехидно так улыбается. Вся насквозь силиконовая – губы, сиськи, всё остальное. Лицо явно подтянутое. И накрашена, как на сельскую дискотеку. Одета в свободные полуспортивные штаны и декольтированную почти до пояса кофту. Да, волосы. Блондинка, естественно, и, как положено, с чёрными корнями.

За ней почтительный пожилой дядька в такой же ливрее, как у швейцара, только попроще. Глядит на меня и, кажется, даже не моргает.

Женщина внимательно и так по-хозяйски мою тушку оглядела. Вот реально, взгляд, будто она меня на рынке выбирает и думает, стою я запрошенных денег, или нет. Аж неприятно стало. И так всё болит, а от её взгляда просто передёргивает. Осмотрела она меня оценивающе, потом на Тутарчи взгляд перевела и рукой ему так величественно махнула:

– Туда иди.

Он кивнул и поплёлся в сторону боковой двери. Идёт, по полиэтилену ногами шуршит. Я ещё думаю, чего это они, ремонт что ли затеяли? А тётка шустренько обернулась, выхватила из рук у слуги пистолет и бедного паренька с одного выстрела – Бабах! Прямо в голову. Тот и рухнул, где стоял.

У меня аж ноги задрожали. Ни фига себе, думаю. Если она так легко своих разменивает, то меня завалить для неё вообще, как высморкаться. Сразу захотелось слинять. Дверь вот она. Шмыгнуть, там через забор и поминай, как звали. Одно удержало – понятно же, что я никогда не смогу бежать быстрее пули. Ни при какой гравитации.

А она так довольно на меня посмотрела, и говорит:

– Теперь никто не знает, где ты, – и снова отвернулась, типа неинтересен.

Да уж, думаю. А потом, когда дрожь в коленях унялась, я так себе подумал: меня найти, в тюрьму засадить, а потом вытащить, это сколько же бабла надо? Да и Тутарчи, как я понимаю, тоже мог бы даже не раз пригодиться, однако пожертвовала и ухом не моргнула. Значит, нужен я тут. Очень нужен. Ну, а раз такое дело, хрен, что она со мной сотворить сможет, если сам не позволю. Так что буду держаться, как в карцере, когда ко мне этот несчастный ввалился.

И тут смотрит на меня эта силиконовая кукла как-то покровительственно и говорит:

– Здравствуй, Антон. Пойдём, поговорим.

– Здравствуй, – отвечаю, – Зая. Где ушастая?

– Вот о ней мы и поговорим.

– Ну пошли, – говорю.

И спокойно двигаю за ней. Иду и чувствую, что наша дамочка-то малость волнуется. Видимо, не такой она от меня реакции ожидала. Скорее всего, когда на принцессу надавили, то она сразу и поплыла. Вон, имя моё сказала, где найти, да и вообще всё, видимо. Ну, и от меня такой же реакции на испуг планировали. А я раз, и неожиданно не забоялся. Вот ведь гад, все карты бедной женщине спутал. Подожди, думаю, я тебе ещё не так всю политику перетасую.

Прошли мы в кабинет. Здоровенный, как боулинг. Вдоль стен шкафы явно с какой-то коллекцией. Тут тебе и окаменевшие зубы доисторических животных, и пара черепов, причём, если один старинный, известкового цвета, то второй совсем даже свеженький. И явные артефакты из жизни древних на полках расставлены. Прошла Зая за стол, и мне на кресло пальчиком указывает:

– Садись.

Ага, а кресло не выше подушки. Я сел, голова на уровне столешницы, а надо мной возвышается монументальный бюст пятого размера, как памятник вождю революции. Не иначе, специально так сделано, чтобы посетители себя приниженными чувствовали.