Демоны рая - Михаил Кликин Страница 50

— Он промыл тебе мозги, — хмыкнул Ларс. — Хам всегда умел это делать… А потом появились мы, и ты решил идти с нами.

— Я должен защищать людей, — важно кивнул Херберт. — Должен помогать.

— Ты действительно безумный сибер, — помолчав, сказал Ларс. — И ты немного меня пугаешь.

— Я не пугаю тебя, — возразил сибер.

— Я тебя пугаюсь, — поправился Ларс. — Знаешь почему? Потому что не могу предсказать твое поведение. Ты почти как человек.

— Я почти как человек, — улыбнувшись, согласился Херберт. — Я сибер-друг. А хотите, я расскажу вам смешную историю?

— Нет! — в один голос крикнули Яр и Ларс.

Заметно стемнело. Искусственный свет ложился полосами на потрескавшееся дорожное полотно, по которому шагали два человека и сибер. За их спинами поднималось разноцветное марево, и тускло светилось серое городское небо. Впереди была густая чернота — и Яру казалось, что они пешком направляются в космос, в холодное безвоздушное пространство, где все живое погибает за считанные секунды.

Он посмотрел на Ларса. Тот почувствовал взгляд, повернул голову, спросил:

— Чего тебе?

Яр молча помотал головой. Ларс кивнул и сказал:

— Скоро там можно будет увидеть звезды.

И тут они увидели хурбов.

* * *

Неба над городом очень мало. Днем оно обычно белесое или серое — скучное, словно стена, накрывающая жилые кварталы сверху. А вот с наступлением ночи небо опускается ниже, светлеет и превращается в расцвеченный прожекторами, исчерканный лазерами, заполненный объемными проекциями экран. Иногда по небу меж домов медленно движется бледное размытое пятно. Это Луна, спутник планеты Земля — она напоминает людям об устройстве мира. Если не полениться, забраться на крышу какого-нибудь высотного здания, а лучше на смотровую площадку Парковой Башни, то Луна покажется ясней и четче. Если повезет с погодой, то можно будет даже разглядеть пятна на ее поверхности. Пятна, которые складываются в лицо.

Это лицо Бога — так говорят некоторые люди. Создатель смотрит на нас ночью, потому что ночью он видит наши сны.

Всерьез, конечно, никто в это не верит. Всем известно, что Луна — это обычное небесное тело. И все же… Все же…

Есть много такого, во что ум отказывается верить, но про что разные люди в разное время рассказывают одно и то же. Черный дом, медленно убивающий жильцов, а потом поедающий их тела. Сломанные порты, переносящие людей в бетонные ловушки или неизвестные миры. Лифты, поднимающиеся на несуществующие этажи, с которых нельзя вернуться. Тролли, живущие в подземных лабиринтах и иногда выглядывающие из унитазов и мусоропроводов, безликие безымянные невидимки, убивающие каждого, кто знает об их существовании.

Почему эти истории существуют? Почему они продолжают существовать — из поколения в поколение? Может, потому, что они правдивы?

— Демоны, — сказал Херберт.

— Хурбы! — выкрикнул Яр.

Высокие темные фигуры выступили из тени впереди.

— Где они? — Ларс встал как вкопанный.

— Прямо перед нами. В сорока метрах.

— Сколько их?

— Трое.

— Их восемь, — сказал Херберт. Он смотрел назад. — Десять… Двенадцать…

Яр обернулся и обомлел. За их спинами шевелилась тьма — хурбы выбирались из теней, будто из разлившихся по бетону луж. А Херберт все считал:

— Восемнадцать… Двадцать два…

— Что делать? — тихо спросил Ларс.

Яр тупо на него посмотрел.

— Он же не видит их! — понял Яр.

На него будто просветление снизошло — он вдруг осознал, что теперь все зависит от него. От него одного. И эта мысль была такой ясной, такой отчетливой и холодной, что у него зубы заломило.

Яр вскинул карабин.

Жуткое лицо хурба уставилось на него сквозь прицел.

Он нажал спусковой крючок.

Карабин мягко дернулся, и расколовшееся лицо исчезло.

«Это игра! — твердо сказал себе Яр. — Это мишени!»

Карабин дернулся еще два раза.

Путь впереди стал свободен.

— Бежим! — рявкнул Яр и махнул рукой.

Вот теперь он мог отдаться панике. Теперь от нее был прок — паника гнала его, несла, спасала. Он сразу же вырвался вперед. Даже Херберт отстал шагов на десять, что уж говорить о тяжеловесном Ларсе. Но Яр об отставших не думал. Раздув ноздри, раскрыв рот, он мчался по дороге, то проваливаясь в тень, то выныривая на свет. Он бежал долго и не чувствовал времени. В его голове не было мыслей, там были только тяжелые молоточки, отбивающие бешеный ритм, и нечто древнее, темное и живое — первобытный страх.

Он упал, покатился кубарем, потеряв разом и карабин, и сумку. Тут же вскочил, не замечая острой боли в ушибленной ноге. Осознал, что остался без оружия, оскалился, обернувшись к преследующим врагам, сжал кулаки, пригнулся, присел на напружиненных ногах и зарычал.

Древнее, темное и живое на миг стало его сутью. И он вновь напугался до одури — но на этот раз себя, случившейся с ним перемены. Страх привел его в чувство. Он растерялся. Он сделал шаг назад и опустил руки. Ушибленное колено подломилось. Он охнул и, наверное, упал бы, если бы не подскочивший Херберт. Сибер поддержал его, дал опору. А Ларс…

Ларса не было рядом.

Хурбы бежали точно так, как когда-то ему представлялось: высокими тяжелыми прыжками, зависая в воздухе на короткий миг. Их плащи колыхались, и колыхание это выдавало, что на самом-то деле никакие это не плащи, не скроенная одежда — скорей всего это были свисающие складки живой кожи, черной и блестящей, как у живущих в Танзии афров.

«Это их шкура! — понял Яр и удивился незнакомому, невесть откуда взявшемуся в его мыслях, но такому уместному слову. — Шкура!»

Хурбы настигали Ларса. Проводник бежал, слегка прихрамывая. Карабин колотил его по боку, тяжелая сумка пригибала к земле. Он не видел хурбов, он не мог знать, что они совсем уже рядом. Он всего лишь старался догнать Херберта и Яра.

Но хурбы должны были догнать его раньше.

— Стреляй! — завопил Яр, отталкивая от себя сибера. — Стреляй по ним!

Он плашмя кинулся на жесткую землю, надеясь дотянуться до валяющегося в четырех шагах карабина. Дотянулся, хватил оружие выброшенной вперед рукой. Но земля ударила его в подбородок, и перед глазами замелькали светлые пятна.

— Стреляй! — прокричал ослепший Яр, брызжа кровавой слюной. — Стреляй же!

«Это просто игра… Тактическая игра…» Он припал щекой к холодному и гладкому прикладу. Вдруг вспомнил Алету; вспомнил, как вечерами устраивал голову у нее на коленях и обнимал бедра и ее голая кожа была точно такой же — гладкой и прохладной. Почему тогда он не понимал своего счастья? Почему только теперь… Яр всхлипнул.