Мир вне закона - Илья Новак Страница 50

– Они уже там…

Мы замолчали, увидев Милку с лодкой.

– Чоча познакомил паучника с нашими. Они садятся обедать. Спешите, а то вам ничего не достанется. Лата, ты с каждым днем становишься все красивее.

– Только не вставай! – поспешно сказала Лата и сама развернула лодку. – Сиди, где сидишь. Уиш, залазь! – скомандовала она, перешагивая через борт.

Мы вплыли под кроны деревьев. Лата сидела на корме, Милка плыла впереди, я греб. До нас донеслись струнные аккорды, и вскоре нос лодки во что-то уткнулся. Вытащив весла из уключин, я положил их на дно, встал и обернулся.

Между деревьями на коротких сваях возвышались помосты и строения жилого, полужилого и вовсе не жилого вида. Над покатыми крышами из труб поднимался дым и быстро рассеивался в наполненном влагой воздухе.

Милка вылезла на помост, привязала лодку и надела на себя нечто вроде короткой рубашки без рукавов и с широким воротом.

– Вон там-там… – Она помахала рукой в направлении сложенного из неотесанных бревен дома и ушла.

Я прыгнул на помост и помог влезть Лате. Музыка теперь звучала громче. Я пошел в обход дома, Лата двинулась за мной. Мы миновали дом и увидали Чочу с Крантом – они сидели за столом на высоких лавках и вовсю наворачивали что-то из глиняных мисок. У меня заурчало в животе.

– Лата, кликни Маманю, – попросил Чоча. – И позови Старика с Карасем.

Лата ушла в дом, а я взгромоздился рядом с Пат-Раем. Не поднимая головы, паучник подмигнул мне и облизнулся.

– Од дагая жрачга! – Он показал большой палец. – У нас в Леринзье рыбой не часто бобалуешься. Сюда еще чего-нибудь гребкого… Одбразднобадь осбобождение.

Из дома появились Лата и дородная тетенька в сером платье, обе с мисками и ложками в руках. Вглядевшись в лицо незнакомки, я признал в ней ту самую женщину, которую во время облавы видел на площади Хоксуса вместе с тремя детьми.

– Здрасьте! – сказал я, когда они подошли и поставили миски на стол. – Не узнаете меня?

– Что-то не припомню, милок, – прищурившись, ответила она. – Как звать?

– Уиш Салоник. – Я широко улыбнулся, что не помешало мне отправить в рот первую ложку восхитительно горячей ухи.

– Серьезно? Твои старики, видать, любили пошутить. Я – Маманя. Чоча, как поешь, иди в дом, не нравится мне твоя нога.

– Мне и самому она не нравится, – проворчал Пат-Рай.

К столу подошли двое рыбаков, одетые в одинаковые грязно-серые штаны и рубахи, один поплотнее и помоложе, а второй уже почти старик, худой как щепка и сутулый.

– Так вот, я говорю, просыпается она под утро, – хрипло рокотал второй.

– Это ж прям сил никаких не хватает! – возмутился первый. – В твои-то годы! Окстись, не порть гостям аппетит!

– Что наши годы… Как раз в самый раз. А аппетит после етого токмо улучшается.

– Карась, Старик, это – Уиш, новичок, – представил меня Чоча. – А это Крантуазье.

– Паучник, что ли? – уточнил Старик.

– Паучник. Имеешь что-нибудь против?

– Да вроде нет. По мне, хоть паучник, хоть фенгол, все едино. Никогда не видел паучниковых самок, однако…

Все были очень голодны, и с ухой мы покончили в два счета. После этого Чоча, Карась, Старик и Крант завели беседу, касавшуюся политики Хоксуса в отношении Кадара и Леринзье, а Лата с Маманей, прихватив пустые миски, удалились в дом и прикрыли за собой дверь.

Я взял у Карася табаку, свернул самокрутку, закурил и не спеша пошел в обход помоста. Струнные аккорды, звучавшие как ненавязчивый музыкальный фон во время действия пасторальной пьесы, стали громче и превратились в соответствующую обстановке минорную мелодию.

За широким сараем, где лежали перевернутые плоскодонки, открылся вид на озеро. Среди деревьев и помостов в воде бултыхался выводок детей, все голышом. Они залезали на нижние ветви и с визгом прыгали в воду, поднимая фонтаны брызг. Горячая уха согрела, но я все равно зябко поеживался. На мой взгляд, погода не располагала к купанию.

Я обошел сарай и увидел покачивавшуюся возле помоста лодку. В ней сидел молодой красавчик с длинными волосами и томным лицом. Он перебирал струны незнакомого мне инструмента, корпус которого напоминал цифру «8». Рядом, положив голову на его плечо, примостилась Милка. Оба не обратили на меня внимания.

Выплюнув самокрутку, я присел на краю помоста и опустил руку в воду. Она оказалась очень теплой, по-моему, даже теплее воздуха. Наверное, в озере били теплые источники.

– Уиш! – донеслось до меня, и я вернулся.

Чоча и Карась уже ушли. Судя по активной жестикуляции и тому, что рубаха Кранта была расстегнута до пупа, он в очередной раз рассказывал историю своей жизни и показывал рыбакам татуировку. Одетая в новое платье Лата показала мне в сторону дома. Кивнув, я прошел мимо.

Тусклый огонь свечи озарял высокий кувшин, три чашки, три листа пергамента и Чочу с Карасем, склонившихся над ними. Ногу Пат-Рая в несколько слоев перемотали серой материей.

– Сядь, Уиш. – Сморщившись, Чоча помассировал колено. – Сядь и смотри сюда…

Я сел, разглядывая пергаменты. Какие-то чертежи, надписи и стрелочки синего и красного цвета.

– Ну? – спросил я, наполняя третью чашку. – И чего это?

– План тайных ходов замка. Когда я еще служил там охранником, случайно наткнулся на дверь под ковром в лаборатории, где работал этот псих-изобретатель, Урбан Караф. Я как раз дежурил в коридоре второго этажа и знал, что в лаборатории никого нет… А потом вдруг из дверей появился Гленсус. Я успел спрятаться под лестницей, так что он меня не заметил и прошел мимо. Меня, конечно, это заинтересовало, ночью я обыскал лабораторию, ну и нашел эту дверь, а потом каждый раз, когда выдавалась возможность, изучал ходы и отмечал их на плане. Короче говоря, замок напичкан ими от крыши до фундамента.

Я отпил из чашки – это оказалось кислое крепкое вино с пряным привкусом, – разглядывая чертежи и надписи на пергаментах. Синие квадраты и кружки, разделенные на сектора. Почти в каждом имелись красные стрелочки и надписи вроде: «3-й кам. вниз от ок.», «В шкф.», «Под квр.».

Чоча стал показывать:

– Вот смотри… Каждый квадрат – это этаж одной из башен или какой-нибудь постройки. Тут я отметил все коридоры, залы, лестницы, в общем, все, что на этаже расположено, а красным цветом указываются потайные ходы… – Чоча вновь сморщился и осторожно потрогал ногу. – Пухнет, чтоб ее… И ноет… Маманя протерла рану и наложила компресс из каких-то трав, но, боюсь, к вечеру все равно не смогу ходить.

– Что означают надписи? – спросил я.

– Я ими отмечал какую-то примету, связанную с каждым лазом. Вот смотри… «В шкф.» – значит: ищи в шкафу. Помню, это в южной башне. Видишь, возле этого квадрата написано: «Ю.Б., 3-й эт.». Значит, южная башня, третий этаж. Там много заброшенных залов, где свалена старая рухлядь. В шкафу, за кучей тряпок я и нашел этот ход. Или вот… «Под квр.» – значит, дверь, скрытая под ковром… Понял систему?