Пока драконы спят - Александр Шакилов Страница 50

В дальнюю дорогу Гель провожали подруги-южанки: плакали и махали вслед платочками – подарками мужей, которых они, повенчанные еще до рождения, и не видали никогда. Зато мужья оплатили их учебу в Университете. На юге в цене жены-перевертни, способные оборачиваться гепардами и шершавыми языками лизать пятки мужчин. А насчет того, что благоверная состарится скоро, – так ведь лица под паранджой не видно, а на косматой морде зверя морщин не бывает…

Проводы расстроили Гель. Зато дорога от Университета до замка была весьма приятной. Молодую рабыню сопровождали два воина, столь жадно зыркающих на изменчивую красотку, что Гель сразу поняла: на новом месте ей не придется скучать. Как зовут ее хозяина?.. Ох, ничего не держится в прелестной головке, забыла напрочь имя.

– Уважаемые, будьте добры, как величают вашего сюзерена? То есть нашего?

– Граф Бернарт де Вентад, – в который раз ответили ей воины.

Гель столь часто забывала титул господина, что провожатые, испытав поначалу раздражение и ярость, обрели наконец смирение аскетов.

Три дня лесом, четыре полем, два пригорка, пяток оврагов, снег в лицо, черноволки вьюгу перевыть желают – и все, на месте, поите скакунов, встречайте путников усталых.

И вот что обидно: замок, куда приехали, Гель не впечатлил. Новостройка. Сколько их таких, одинаковых, возведенных за десяток седмиц? Истечет срок годности заклинаний, и начнется: то вода во рву не держится, то цепи на откидных воротах рвутся – кузнецы только руками разводят, – то холодно в супружеской постели так, что графиня чихает, а у графа спину ломит. И хоть костры в спальне жги – не поможет.

Да и сам граф какой-то низенький, глазки узкие, волосы темные, сплошь сединой побитые, будто кто снега сыпанул. Сухонький, ручки-ножки худые… А ведь про него небылицы сказывают. Мол, витязь еще тот, единорог-призрак под ним падает, стоит только графу взгромоздиться. А ежели он один на сотню выходит, из той сотни никто внукам о лютой сече не поведает. Короче, ой и ай! А не знала бы Гель, кто перед ней гадко скалится, попивая вино из жестяного кубка, ни за что не поверила бы!

Граф, понимаешь. Благородный господин.

Вчера на охоту пригласил, похотливый боров.

Сам пришел, улыбнулся пьяно – мол, посмотрим, на что годишься, красивая. На медведя позвал – в лес прогуляться, хребет размять. Хороший, мол, завтра денек будет, вльва сказала, а вльва не врет.

Не к добру приглашение то, ой не к добру. Чего сам явился? Слугу прислал бы или дружинников, чтоб уломали девку-перевертня.

– Ух, я тебя!.. – зажмурил бесстыжие очи хмельной граф.

Гель улыбнулась ему широко, без утайки:

– А как же, ух меня и ах! Да только ты, граф, мужчина хоть и знатный, а все ж мужчина. И умирать умеешь как все. И умрешь обязательно, если…

На «если» граф не выдержал взгляда Гель, попятился. Поклонившись ему напоследок, Гель закрыла дверь своей комнатушки.

* * *

Проснулась засветло. Кутаясь в теплое одеяло, вспоминала советы наставников касательно охоты на медведя. Лайка – самое то, если косолапый очнется от спячки, почуяв дружину, да выскочит из берлоги. В таком случае Гель отвлечет разъяренного зверя от хозяина, достойного лишь презрения и паховой грыжи. Это ее долг. Точнее – часть долга. Если воины прикончат зверя, то частью все и обойдется. А если в штанишки напрудят, то…

Лаек издревле на медведей натаскивают – и на перевертней, и на обычных, которых с каждым годом все меньше. Короче говоря, сам Проткнутый велел ей лайкой перекинуться. И никак не овчаркой, у которой геройства в крови больше, чем мозгов в черепе. Атаковать, чтобы вцепиться в горло, клыков и когтей не жалея, – глупо, ибо зверь помнет обязательно…

Примерно так Гель размышляла на ночной прогулке. Подкинув стражникам серебра, под покровом мглы выскользнула она за ворота замка, прихватив с собой сверток одежды, бурдюк дрянного вина и девять штук ножей. Одежду и вино зарыла в сугробе, а ножи воткнула в гнилой пень лезвиями к небу. А все для того, чтобы после охоты устроить графу и дружинникам незабываемое представление. Наставники учили: если что, не стесняйся обнажиться во всей красе и всячески потворствуй глупым поверьям. Без ножей и кувырков перевертень для людишек вроде пустого места, никто такого перевертня всерьез принимать не будет…

Одеяло долой! Все, хватит валяться, пора. Да и негоже в голом виде ждать, пока за тобой придут. Надо бы одеться заранее.

Гель носила только законную одежду. Нижняя рубаха, льняная, подкрашенная шафраном, приятно благоухала. Вышивка жемчугом доставляла много неудобств, но так уж заведено. Как и всякая порядочная девушка, Гель не терпела глубоких декольте, нескромных пройм и разрезов. Отцы-инквизиторы тоже не одобряли подобных ухищрений. Вот выйдет замуж – до дыр заносит рубаху в обтяжку и юбку из черного шелка, багрового атласа и кружевного тюля. А пока…

Мечтательно вздохнув, Гель затянула шнуровку на талии, чтобы фигурка стройней казалась. Хотя куда уж стройней! Университетские подружки вообще считали Гель худышкой.

Настроение тут же испортилось. Она всегда завидовала южанкам, ведь им оказывали знаки внимания и пылкие юноши, и преподаватели. А Гель… н-да…

Подумаешь, у нее самые длинные, самые красивые волосы, заплетенные в две светлые косы с легкой рыжинкой. Подумаешь, она молода и красива. Она ведь красива, да?..

Насчет собственных достоинств Гель очень сомневалась. Но граф-то вчера разглядывал ее во все глаза. Но так многие смотрят…

За Гель пришли. Постучав, дружинники хоть и остались за порогом, а все ж таращились на нее так, что взглядами чуть юбку до ушей не задрали. То-то и оно, что о любви только скальды гнусавят, а в жизни это чувство не встречается. Да и мужчины нынче не те: драконов на ужин в гуляш не рубят, звезд с небес плевками не сшибают. Только пялиться умеют!