Насмерть - Борис Громов Страница 50

— Я на полном серьезе — убьют, назад можете не возвращаться.

— Понял. Я тогда Артемову «тройку» припрягу. Не возражаешь?

С чего бы, интересно? У Коваля — «Печенег», у Руса — снайперская винтовка на базе «трехлинейки» Мосина, правда, переделанной и тюнингованной до неузнаваемости. Этот старый, наверное, еще времен афганской войны, а может, еще более древний фокус мы уже давно отработали и освоили. Дело тут вот в чем: у СВД и ПК, ну, а в нашем случае «Печенега» и «моськи», патрон, по сути, одинаковый. Нет, есть некоторая разница в весе и качестве обработки пули и пороховой навеске, но это все только на баллистике отражается. А вот звук у них — абсолютно одинаковый. Вот и приноровились наши «диверы» на передовой работу снайпера под шальную пулеметную очередь маскировать. По команде снайпера пулеметчик дает короткую, беспокоящую очередь, а сам снайпер в тот же самый момент отрабатывает по заранее намеченной цели. И что в результате видит противник? Все верно, сначала пулемет пролязгал, пули над головой вжикнули, а кому-то не повезло — случайная вроде, а точно в лоб. Бывает же такое… Опять же, если придется снайперу экстренно рвать когти, то лучшего прикрытия, чем грамотный пулеметчик ему и придумать сложно. Разве что реактивная установка залпового огня, но это уже совсем из области фантастики.

— Великан, мы поскакали, спешить нужно!

— Добро. До связи.

Руслан прав, если упустим момент, то вставшее солнце окончательно угробит все немногочисленные следы, что не смогли уничтожить выродни: высохнет роса, поднимется трава, и все — ловите в поле конский топот. А вот если он прямо сейчас «возьмет пеленг» — никуда они от нас не денутся. Руслан в горах Терского Фронта и бывших Закавказских республик несколько лет партизанил и на турецких аскеров охотился. Один, без поддержки. Такой если на след встанет — шансов оторваться попросту не будет. Но вот воевать в одиночку ему уже хватит, один раз он на этом уже чуть не погорел, угодив в плен к туркам, и, если бы не один бестолковый, но чертовски везучий омоновский «прапор» с его старыми связями и знакомствами — давно бы гнил в какой-нибудь яме под Шароем.

Позади сначала послышался топот ног, а потом — рыгающие звуки. Похоже, наши союзники из Нефтянки выскочили на площадь. Пожалуй, стоит дать им пару-тройку минут на то, чтобы очухались. Нам сейчас план дальнейших действий обсуждать, а они вряд ли будут с ходу в состоянии что-то слушать и о чем-то думать.

Вид у подошедшего ко мне минут через пять Прохорова, мягко говоря, неважнецкий. Глаза пустые, будто у манекена, лицо бледное, губы синюшные, ноги в коленях ощутимо подрагивают. Думаю, я минут десять назад выглядел не намного лучше, а может, и до сих пор так же выгляжу, не знаю, зеркала под рукой нету. Но Прохорову явно не до моего внешнего вида, он, по-моему, сейчас вообще ничего и никого не замечает.

— Там, на воротах, — негромко и как-то преувеличенно спокойно, словно разговаривая сам с собою, бормочет он. — Это не Антоха. Нет, это не он…

— Друг? — я не знаю, как привести в себя этого явно впавшего в прострацию мужика, но и оставлять все так, как есть, тоже нельзя.

— Брат младший, — лицо у Владимира Сергеевича застывшее, мертвое, будто посмертная гипсовая маска, и такое же белое. — У него три дочки… Племяшки мои… Зоя, Вика и Иришка. Самой старшей шестнадцать этой осенью будет…

Ой, твою ж мать!!! Так вот чего он так сюда рвался и почему так странно выглядел…

— Толя, Санек, хватайте его и на выход. Бегом!!! И противошокового ему в обязательном порядке!

— Коньяку или спирта? — понимающе смотрит на меня Шуруп.

— Лучше коньяку возьми из моего НЗ, и по роже похлопайте, что ли, чтоб в себя пришел. Только осторожно, а то нарветесь на оборотку… Он медведь здоровый, еще сломает вам что-нибудь.

— Тогда коньяку ему я налью, а по морде пускай Толик хлопает, — Саня пытается улыбнуться, но выходит только кривая и неестественная ухмылка.

Вот ведь крепкие нервы у парня. Такого насмотреться, а потом еще и шутить пытаться — это просто стальным человеком нужно быть.

Оглядываю свое бледное и притихшее воинство.

— Здесь мы уже ничем помочь не можем. Можем только догнать и покарать тех, кто это сотворил. Все, уходим.

Про необходимость похоронить тела никто даже и намекнуть не попытался. Во-первых, чем сильнее мы тут задержимся, тем дальше уйдут бредуны. Во-вторых, в гробу я видал эту высокую честь! Пусть этим местные занимаются. Как там: «Пусть каждый сам хоронит своих мертвецов»? Нет, в оригинале, было, кажется, немного по-другому, но смысл я передал. Мы здесь — чужие, пришлые. Если сможем — сделаем свое дело и уйдем, если нет — все тут в землю ляжем. Но вот хоронить хуторских — не наш долг и не наша забота.

Никаких вопросов никто из моих парней, ждущих на опушке, не задает, видать, и по физиономиям нашим все понятно без дополнительных объяснений. А вот Прохоров что-то своим объясняет. Два человека из собравшейся вокруг него кучки стремительно бросаются к пролому и выходят оттуда только минут через десять. Причем выглядят при этом очень и очень погано, что называется — краше в гроб кладут. Видно, не у одного Владимира Сергеевича тут родня обитала. Выражение лиц остальных тоже ничего хорошего выродням, когда мы их догоним, не предвещает.

Как я за неполный год успел заметить, люди тут вообще к излишним рефлексиям не склонны, на темы вроде: «Имеем ли мы право пристрелить убийцу, как собаку, ведь он тоже человек и, наверняка, это жизнь его таким сделала», столь любимые в мои времена среди представителей интеллигенции, рассуждать не любят. Они просто берут, и стреляют. Или вешают, тут уж от обстоятельств и законодательства конкретной местности зависит. В любом случае, либеральных соплей тут не разводят и мораториев на смертную казнь не вводят. Что поделать, времена и условия тут такие, к мягкотелости не шибко располагающие. Словом, когда мы этих сектантов догоним, подозреваю, что люди Прохорова учинят им конкретную кровавую баню, и вряд ли кого-то будут брать в плен. Но, они в своем праве.

И все-таки мы их нагнали! У Володи от предвкушения боя аж дух захватывало. А ладони покрылись испариной, даже приходилось их время от времени поочередно об штанины «горки» вытирать, выпуская из рук то приклад, то пистолетную рукоять пулемета, из-за которого Михаил его так и не прогнал после того, как вернулся с сожженного хутора. Они оттуда вообще все какие-то не такие пришли. Как сам Тюкалов говорит: «Будто пыльным мешком нахлобученные». Вот-вот, очень похоже. Видно, совсем там хреново, если даже пожилого и явно видавшего виды Владимира Сергеича так приплющило. Он вообще с самого возвращения молчит. Только кивнул один раз, после того, как Михаил, дав команду на выдвижение и заводя мотор, коротко бросил:

— Будем карать сволочей.

Со следопытом отряду явно повезло. Если бы не Руслан, который по одному ему видным признакам указывал направление первые полтора десятка километров, выродни точно ушли бы. Уж больно хорошо они следы заметали. Один раз даже командир, с его-то подготовкой и умениями, чуть не взмолился: