Волчья звезда - Мария Галина Страница 50

— Что — нельзя? — удивился Симон.

— Выходить со двора нельзя! Опасно!

Симон взошел на крыльцо, опустил сумку с тяжелым точилом и спросил:

— Что стряслось?

— Как — что? — удивился староста, многозначительно кивая в сторону двора. — Нешто сам не видишь!

Посреди двора белело расстеленное полотно, а на нем, на рассыпанном сене, лежали пресные лепешки и круто свареные яйца.

— Ну и что? — спросил он.

— Хромая неделя идет! Вот что!

— Он не знает, — раздался голос из тьмы, — он чужак.

— Скажи ему, Урсула!

Старуха сидела на лавке — спина у нее была сгорбленная, а руки беспокойно шарили по подолу, но взгляд из-под запавших слепых век, казалось, обратился к Симону.

— Нынче весеннее новолуние, — сказала она своим властным голосом. — Вороные кони мчатся по улицам наших деревень в этот день! Вороные кони с черными всадниками! Горе тому, кто окажется на улице, горе тому, кто будет жечь костры — затопчут…

«Ясно, — подумал Симон, — опять очередная легенда… И не надоест же им».

— Откуда ты знаешь, что кони вороные, если никто их не видел? — спросил он.

— Ты их не видишь, — спокойно возразила старуха, — я их вижу. Вижу черных всадников. Земля трясется под копытами их коней. Они не любят дыма — потому и костры нельзя жечь.

— Понятно, — сказал он.

— Ничего тебе не понятно. Зачем пришел?

— Проведать тебя, — сказал он. — Узнать, как ты себя чувствуешь.

Она тихонько покачала головой.

— Я могу ходить, могу сидеть. Что с того? Что это изменит? А ты, чужеземец… Что тобой движет? Милосердие? О, нет, вы по-настоящему и не знаете, что такое милосердие. Ты пришел сюда потому, что пытаешься преодолеть свой страх.

— Может быть и так, — сказал Симон неохотно.

— Ни к чему все это. Нельзя вам тут бывать… Нигде нельзя. И этому твоему скажи — нет для него надежды. В Хромую неделю покойников отпускают в верхний мир — вот они и ходят по земле. А он их ищет — вдруг и вправду встретит?

— Кому? — удивленно спросил он.

— Чужеземцу, который тебе не друг. И ты ему не друг — вы никому не друзья. Он на сеновале, с Ядвигой…

«Гидеон, — подумал Симон, — надо же!»

— Тот, что приходил вчера?

Она покачала головой.

— О, нет. Это — другой. Ходит, во все суется, всех расспрашивает. Уплатил Михею за Ядзю штукой полотна, которое не мокнет в воде — а зачем? Девка и так за ним пошла бы. У нее одни глупости на уме.

Он выскочил на улицу, хлопнув дверью так, что из-под притолоки посыпалась труха, и заорал:

— Винер!

Сверху, с сеновала раздался шорох и хихиканье, он увидел шарящую в воздухе в поисках шаткой лестницы босую розовую пятку — Ядвига, подоткнув подол, шмыгнула прочь, точно лиса из курятника.

Потом показался Винер, застегивая на ходу молнию своего комбинезона.

Увидев Симона, он быстро сказал:

— Это не твое дело!

Симон вздохнул. Он, почему-то, чувствовал себя очень усталым — Я за тебя не отвечаю, — сказал он, — и ты за меня. Твое дело — отчитаться перед Коменски. Но, Винер, послушай… ты играешь в опасную игру — я бы еще понял, если бы ты увлекся девушкой. Но ты же их презираешь…

— Я пытаюсь их понять, — сказал Винер.

— Ну и что же ты понял?

Винер фыркнул, резко повернулся на каблуках и направился к воротам. Симон какое-то время наблюдал за ним, покачивая головой, потом вернулся в дом.

— И как он не боится! — восхищенно сказала Ядвига. — Его же черные кони затопчут…

— Никто его не затопчет, — устало произнес Симон, — доберется в полном порядке.

— Верно, чужеземец, ему нечего бояться, — мрачно прокаркала Урсула, — потому что ему уже нечего бояться.

— Я тебя не понимаю, — Симон извлек из аптечки анализатор и зарядил его новой порцией лекарств, — давай-ка лучше доведем дело до конца, раз уж я за тебя взялся.

— Может, ты надеешься, что я вновь стану молодой и красивой? — ехидно спросила старуха.

— Нет, — ответил он, — чего нет, того нет.

* * *

Он шел по истоптанной пыльной улице, когда из-за соседнего плетня кто-то его окликнул. Заглянув во двор, он увидел Гидеона — тот сидел на лавочке, окруженный толпой сопливых местных мальчишек и что-то мастерил.

— Чего это Винер прошел с такой кислой мордой? — спросил он.

— Она всегда такая, — рассеянно ответил Симон и тут же спохватился. — Послушай, что ты делаешь?

— Вертушку, — возбужденно сказал Гидеон, — знаешь, такую вертушку… Представляешь, они не умеют их мастерить…

— Раз не умеют, значит, не надо, — Симон задумчиво осмотрел нехитрое приспособление, которое мастерил Гидеон. — И вообще — прекрати.

— Почему?

— Сегодня нельзя работать вне дома. Прекрати, пока тебя не выгнали, а мальцам не надавали по шее.

— Суеверие? — осторожно спросил Гидеон.

— Еще какое. Отдай им эту штуку и пошли домой.

Гидеон неохотно протянул детворе свое изделие — его тут же, после недолгой борьбы, присвоил себе мальчишка постарше, — и встал.

Симон, перегнувшись через изгородь, грозно крикнул галдящей толпе:

— Эй вы! Ступайте по домам, пока мамка уши не надрала!

— Ладно, — мрачно ответил старший малец. вытирая нос рукавом. — А если ее на крышу поставить, она будет крутиться?

— Будет, даже при слабом ветре, — подтвердил Гидеон. — А если сделать ее чуть чуть иначе, то будет показывать, куда ветер дует.

— Эка невидаль, — покачал головой мальчик, — я и так знаю, куда ветер дует.

Но тем не менее, любовно поведя пальцем по гнутым лопастям, осторожно спрятал игрушку под рубаху.

— Зденко! — раздался с крыльца высокий женский голос. — Зденко, домой, паршивец!

— Ну ладно, — малец шмыгнул носом, — я пошел. Мамка зовет.

И, восхищенно глядя на Гидеона, спросил:

— Еще чего сделаешь?

— Сделает, — подтвердил Симон, — только не сегодня. Пошли, Гидеон.

И Гидеон потащился за ним, кажется, с неменьшей неохотой, чем отправился домой сопливый Зденко.

* * *

Он и впрямь выгнал из архивной Оливию, которая пыталась слабо протестовать, но, стоило лишь ему вплотную приступить к работе, как загудел селектор и голос Коменски произнес:

— А, так ты вернулся? Хорошо. Мы в Дубовом зале. Давай побыстрее, Винер ждет.