Блеск минувших дней - Гай Гэвриэл Кей Страница 50

Итак, он все еще позади Адрии, хоть и лишился поддержки, а она на скаку искалечила его союзника, вывела из игры на последних отрезках дистанции… Наездник района Жираф не сможет снова попытаться остановить ее со сломанной рукой.

Значит, еще раз, второй круг по треку. Она держится подальше от опасной стенки, когда они приближаются к ней. Поворот Фонтена, так они его называют, – тот самый, о котором предупреждала другая наездница, та, которую эта стена искалечила.

Адрия знает о повороте, она делает все, что может. Но «знать» и «сделать» – совсем не одно и то же.

Ее шляпа, надетая так, чтобы поля защищали глаза от солнца, слетает с головы. Волосы на старте были заколоты под шляпой, но не слишком надежно, и девушка чувствует, как они развеваются у нее за спиной.

Джад милостивый, молится она, пускай это не станет моим последним настоящим делом!

* * *

Наездник от Башни готовился сбить женщину с трека в начале последнего отрезка дистанции. Он точно знал, что сделает и где. Он уже делал это раньше. То, что он много лет участвовал в скачках в Бискио на скаковом круге, который никогда не менялся, давало ему преимущество.

Этот ни на что не годный дурак, выступающий за район Жираф, попался в ее ловушку и был искалечен (умный ход, надо отдать ей должное), поэтому придется сделать все самому, и он это сделает. Ему не понравилось, как эта женщина разговаривала с ним на старте и как опередила его. Она выставила его в плохом свете.

Это не имело никакого отношения к тому, как наездник от Башни относился к женщинам. Он сделал бы то же самое, если бы за район Сокол выступал мужчина. Он любил мать, он каждый прожитый день оплакивал сестру, которую угнали в рабство корсары ашаритов.

Южная оконечность Батиары, где он родился, была другим миром, о котором здесь не имели никакого представления.

Набеги неверных – даже далеко от побережья – внушали местным жителям постоянный ужас. Его сестре было тринадцать лет, ему – девять. Когда однажды весной налетели корсары, его вместе с матерью поспешили увезти и спрятать. Отца убили во дворе их фермы, а сестру нашли там, где она пряталась, и увезли.

Наездник до сих пор молился за нее каждое утро и каждую ночь, но сейчас, десятки лет спустя, он уже не знал, молиться ли о том, чтобы она осталась жива, или чтобы умерла по милости Джада и теперь была у Бога, в свете.

Зато он точно знал, что убивал ашаритов повсюду, где только мог, когда жил на юге и был моложе. Они жили в сельской местности, где их очень терпимый герцог упорно нанимал ашаритов для работы на полях и в скотоводческих хозяйствах, они служили стражниками во дворце, им разрешали иметь лавки и мастерские и даже строить свои храмы для поклонения звездам, отрицая Джада. Герцог даже посылал их воевать с пиратами-единоверцами. И ашариты, живущие среди них, воевали. Очень хорошо. Пусть так. Ему было все равно и тогда, и сейчас. Это ничего не меняло – есть предел того, что тебе позволяет вытерпеть честь.

Герцог может делать все что хочет, решил Карло Серрана, еще очень юный, а он будет убивать неверных в отместку за сестру. И за отца тоже, наверное, но, по правде говоря, он никогда не любил отца.

Серрана стал одним из лучших всадников юга, он учился у скотоводов, даже у ашаритов, – собственно говоря, некоторые из них были превосходными наездниками. Нескольких из этих людей – своих учителей – он потом убил. Это было нетрудно: они доверяли ему, а он был умным, осторожным и совсем молодым. Никто так и не узнал, что эти убийства – дело его рук.

Когда умерла мать, Серрана, похоронив ее, подался на север. Бискио стало тем городом, где он в конце концов обосновался и даже добился процветания. У него было немного друзей, он попросту не умел их заводить, но к тому времени, когда наступала весна и приближались скачки, каждый район молился, чтобы именно Серране выпал жребий скакать на их коне, и никто не сомневался в его честности. Карло Серрану нельзя подкупить, это было всем известно, – как и то, что его лучше не оскорблять.

Можно было сказать без преувеличения, что он стал богатым человеком, после того как победил четыре раза за девять лет, вложил деньги в покупку земли и строительство ранчо к югу от города и теперь разводил лошадей для обеспеченных людей и для командиров наемников, которые всегда в них нуждались.

У Серраны были жена, сын и дочь, похожая на его сестру, какой он ее помнил. Жена говорила, что у него доброе лицо, когда он улыбается.

Он не понимал, зачем человеку нужно выглядеть добрым. Может быть, ради детей. Но на этом треке мягкость могла стать причиной проигрыша. Если район Башня потратил большие деньги (он догадывался сколько), чтобы именно Серрана достался по жребию им в наездники, – а в районе Башня жили власть имущие Бискио, – сегодня утром Карло Серрана выиграет для них свою пятую скачку, и никакая женщина, выступающая за ничтожный, ни разу не побеждавший район, этому не помешает. За все в этой жизни приходится сражаться – таков порядок вещей. Особенно если ты вырос в постоянном страхе перед морскими пиратами, которые в любой момент могут угнать тебя в рабство, а сестру, которую ты любил, нежность твоей жизни, уже угнали.

Серрана надеялся, что она умерла, но молился, чтобы она была жива и благополучна. Во имя ее он убил очень много людей. Сестра никогда не узнает об этом, но Джад знает.

Женщина, скачущая впереди него по треку, кем бы она ни была, никогда не знала жизни, построенной на страхе и мести, и никогда не узнает. Юг – это другой мир.

Они снова находились на дальнем отрезке прямой, напротив стартовой линии. Его конь хорошо бежит. Всем коням полагалось быть более или менее одинаковыми, но «более или менее» подразумевает некий диапазон, а он – коннозаводчик, он в этом разбирается, и у района Башня есть деньги на расходы. Серрана небрежно обмолвился, на котором из коней хотел бы соревноваться, если – будь на то удача и божья воля – ему выпадет жребий выступать в этом году за район Башня.

Серый этой женщины тоже бежит легко, и она умеет с ним обращаться. Умелая наездница. Но она не знает ни Бискио, ни этого трека, ни жизни Карло Серраны.

* * *

Она совершила ошибку. Адрия понимает это по реву толпы, тон которого изменился, стал более угрожающим, как во время охоты на дикого зверя. Это на нее охотятся.

Выходя из поворота перед линией старта и финиша, после чего ей предстояло преодолеть еще один прямой отрезок, она поступила так же, как делала до этого, как делали все: позволила Саврадии отодвинуться от стены на достаточное расстояние, чтобы не пришлось снижать скорость или пытаться удержаться на изгибе трека. Она снова приблизится почти вплотную к внутренней стороне, когда они выскочат на прямую из-за поворота.

Но тут южанин, выступающий за район Башня, выбирает именно этот момент, как это ни маловероятно, чтобы попытаться обогнать ее.

Он не обгоняет – просто не проходит мимо нее. Лошадям очень трудно на треке, покрытие которого закончили несколько дней назад, неровном и сыпучем, пройти по внутренней стороне поворота. Вот почему все позволяют своим коням немного отойти от него в сторону.