Доминирующая раса - Олег Серегин Страница 5

Вторая — сборщики кемайла. Вещества, официально не существующего. Его продают под видом пресловутого нектара местных цветов и под химическим названием, которое нормальный человек запомнить не может. «Кемайловые» не такие рисковые, как охотники, и они гораздо богаче. Им нужно брать добычу живой и общаться с ррит на расстоянии контакта, а это без «умного» оружия чистое самоубийство. Но я знаю всех кемайловых воротил Фронтира, в остальном они вполне положительные и законопослушные люди. У одного из них я и сняла старый ангар. Если охотники часто — отчаянные головорезы, готовые однажды порадовать какого-нибудь особо доблестного ррит своими костями, то кемайловые глупостей не делают. Значит, охотники? Сдуревший толстосум хочет поохотиться с нуктой? Почему не использовать для этого домашнего зверя покрупнее? Зачем ему Аджи, который слушается только меня?

Я обозвала себя дурой. Я так ошалела от волнения, что забыла, зачем вообще нахожусь на Фронтире. Точнее, я ещё не знаю, зачем — но ведь догадываюсь. И тот, кого нам предстояло убрать — тоже наверняка догадывался…

Но зачем ему я? Глупо думать, что я знаю какие-нибудь тайны. Я даже разведданных не получила.

И если так, то Аджи мёртв…

Эту мысль я не могла держать в голове. Как горячую картошку — в руках. Она прыгала, выскальзывала, и вместо неё приходили какие-то другие соображения, идиотические и бессмысленные. Что это всё-таки охотники. Или не охотники. Или кто угодно, но только не…

Пятнадцать лет. Сорок шесть забросов, из них четыре — предельной категории опасности, уже после приговора. Сколько раз он спасал мне жизнь — я давно перестала считать. Даже если я каким-то чудом выживу и вернусь, и меня не уберут за ненадобностью, а дадут маленького… Аджи нельзя заменить. Человек, с собакой проживший пятнадцать лет, горюет по ней, а нукта — не собака…

Но я не выживу и не вернусь.

Нукту не так легко убить. Они малоуязвимы. Они так стремительны, что попасть в слабое место почти невозможно. Только если обездвижить, но это сама по себе сложная задача.

Узкий ход. Полутёмный гараж. Аджи волновался, а я не поверила его чутью. Я не слышала цоканья его когтей, когда шла по коридору. Это я виновата.

Голова заболела. Я свернулась в клубок на узком топчане. Стена леденила поясницу, я повернулась и прижалась к ней лбом. Даже когда судья объявил, что меня ждёт эвтаназия, мне не было так страшно. Суд прошёл быстро, я не успела поверить в происходящее. А через пару часов родилась Янина Лорцинг, и моя жизнь снова зависела только от меня и Аджи.

Лишь бы не мучили сильно…

И когда я собралась умереть прямо здесь, не дожидаясь пыток, ко мне прорвались не мои эмоции.

Сначала я решила, что у меня галлюцинации. Аджи никогда прежде не признавался, что боится.

…ему едва ли не хуже, чем мне, он дуреет от бессилия и одиночества, мечется по замкнутому пустому пространству, где даже сломать нечего. Он готов атаковать любого, кого увидит. Ни одно из чувств, включая отсутствующие у человека, не может найти выхода из клетки. Перенапряжённый мозг даёт сбои, Аджи обманывается, бросаясь на мнимый запах, неслучившееся движение… Он не знает, где я.

Я ощутила, какое немыслимое опустошение чувствует нукта, потерявший оператора.

Такую зависимость не может создать генетическое программирование… Оно — не акт творения, всего лишь коррекция. Из-за него я занимаю в сознании Аджи место доминирующей самки, главы стаи и матери рода. Но даже для диких нукт потеря матриарха не так мучительна.

…Аджи готов погибнуть в самом бессмысленном и безнадёжном сражении, лишь бы избавиться от разъедающего два его сердца одиночества. Под сводом массивного черепа, в слабом, но гибком и восприимчивом разуме пульсирует одна, вполне осязаемая мысль…

Как только я поверила, что слышу его, дикое перенапряжение нервов, позволившее нам войти в контакт, спало.

И всё кончилось.

— Местра Джанарна?

Я так и подпрыгнула на койке.

— Доброе утро.

Твою мать!

— Ваш завтрак.

Я даже выругаться вслух не смогла.

Выходит, я уснула от усталости. Из воздуховода тёк расплавленный металл, не воздух: снова пришёл день, и с ним — адская жара.

Передо мной стоял симпатичный паренёк лет двадцати — двадцати трёх. С подносом. Надо же, как куртуазно. Только салфетки на локте не хватает. Парнишка поискал глазами, понял, что стол в камеру поставить как-то забыли, и осторожно опустил поднос на край топчана.

Я села, мрачно глядя на принесённое съестное. И на посуду.

Металлические тарелки, алюминиевые ложки.

Кофе.

В бумажном стаканчике.

С крышечкой.

Люди в походных условиях не пьют кофе из бумажных стаканчиков. И подносов не держат. Я сижу не в сарае посреди пустыни. И это не городской подвал — в городе нет военных столовых, а нормальный человек не станет есть из металлической тарелки. Это база. Достаточно большая, чтобы понадобилась столовая.

Один из гарнизонных форпостов? Но формы на парне не было. Джинсы и рубашка — с длинным рукавом, под фреонный костюм.

База нелегальная?

Чья?

— Мне сказали, что я могу сказать вам, где вы, — волнуясь, сообщил парнишка.

Я взяла тарелку и принялась жевать. Не помню, что.

— Я на вашей базе, — был ответ. — Пустыня, оазис, недалеко от территории ррит. Не думаю, что тебе разрешили назвать точные координаты.

— Откуда вы знаете? — он был потрясён. Э, да я ошиблась. Ему и двадцати ещё нет.

— Я экстрим-оператор, — веско сказала я и продолжила тоном сурового авторитета. — Лучше скажи, чем вы здесь занимаетесь. Это всё равно либо охота, либо кемайл, скрывать нечего. Мне любопытно.

— Всем понемногу. — Я сидела, он стоял и смотрел на меня снизу вверх. А хорошо получается.

— Теперь ещё вопрос, — я взяла бумажный стаканчик и отпила кофе. Растворимый, но не самый паршивый. — На него ты вряд ли ответишь, но я для порядку задам. Зачем вам я?

— Извините, я сам не знаю, — тихо сказал он.

— Что с моим нуктой?

— Он сначала с ума сходил, на стенки прыгал, а потом успокоился и уснул, — не задумываясь, ответил мальчишка.

Надо же, как легко оказалось это узнать…

— Хотите принять душ? — предложил он.

— Я должна буду с кем-то встретиться? — хрипло спросила я.

Он помялся.

— Д-да.

— Сейчас доем и пойдём.

Звали его Лэри, и он преклонялся перед экстрим-операторами. Сестра его матери была одним из первых операторов, она погибла во время войны. Ей было двадцать один год. Её орден лежал у них дома в шкафу, в коробочке, вместе с древними чёрно-белыми фотографиями. Лэри мечтал стать мастером, но для этого нужно было по крайней мере родиться на Земле или Земле-2, она же Терра-без-номера. На планете с питомником. А ему не повезло. Он пытался поступить в земной институт, чтобы потом уйти из него, но для этого нужно было родиться или гением, или сыном большого босса. Ему не повезло.