Местный обычай - Стив Миллер Страница 5

— Я всегда буду любить тебя, — прошептал он и увидел, как страх исчезает из ее прекрасных глаз.

С горькой нежностью он наклонил голову и поцеловал ее.

— Я никогда не забуду… — вздохнула она, утыкаясь ему в плечо.

— И я, — пообещал он, крепче прижимая ее к себе — и обнажая кинжал.

Даже шорох лезвия о ножны не должен предупредить ее, сурово приказал он себе. И трепет его боли не должен ее коснуться: она — его любовь, хоть и убила его напарника. И он скорее умрет, чем причинит ей хоть секунду страдания.

Кинжал был очень острым. Она чуть шевельнулась, когда клинок скользнул между ее ребер, и тихо вздохнула, когда он нашел ее сердце.

Из «Обманом через галактику: ретроспектива»

— Джерзи, ты просто лапочка! — с благодарностью сказала Энн.

Ее приятель ухмыльнулся с экрана комма и тряхнул головой.

— А вот и нет. Это он лапочка. Я без ума от паренька. Назови цену: покупаю без торга.

Энн рассмеялась.

— Не продается. Но я разрешу тебе сегодня вечером за ним присматривать. Исключительно как одолжение тебе, понимаешь? — Она стала серьезной. — А как насчет того, чтобы дать мне возможность заплатить тебе какой-нибудь услугой? У нас с тобой возник перекос.

— Ты что, лиадийка? Послушай моего совета и прогуляй это собрание. Пойди домой, съешь что-нибудь сексуальное, выпей рюмку вина, сыграй себе колыбельную и засни. Завтра у тебя библиотечный день, так? Джерзи вернет паренька после полудня, ближе к вечеру. Если не решу вообще его украсть.

— Джерзи…

— Все, хватит! До завтра.

Экран погас.

Энн вздохнула, отключила свой комм и осталась сидеть, глядя на экран, свечение которого сменилось мертвой серостью.

Она уже не в первый раз думала о том, что можно было бы устроиться лучше. Конечно, существовали и менее удачные варианты, чем тот, на котором она остановилась: ей сразу же вспомнились центральные ясли Университета с их ведомостями о сдаче и приемке ребенка, аккуратными рядами аккуратных кроваток и аккуратными послушными детьми, одетыми в чистенькие одинаковые костюмчики. Ужасное, антисептическое, холодное учреждение — совершенно такое же, как и то, другое.

Она постаралась уверить себя в том, что все делает нормально благодаря помощи таких друзей, как Джерзи. Однако ей было страшно неприятно прибегать к услугам друзей, несмотря на все их добродушие. А еще больше она ненавидела те часы, на которые вынуждена была расставаться с сыном: так много часов в день, так много в неделю! Постепенно она начинает ненавидеть работу, необходимость посещать заседания кафедры, готовиться к занятиям. Ее работа пошла медленнее, а на Университете один закон — «публикуйся или погибнешь». Библиотечные дни все чаще и чаще превращались в дни Шана, а необходимую работу она старалась вместить в ночные бдения и ранние утра, максимально используя домашний терминал — и увеличивая счета за пользование связью, чего легко было бы избежать, если бы она пользовалась терминалом, предоставляемым исследовательским центром.

Она резко встала и начала собирать вещи. Ее мать была пилотом и отсутствовала по шесть месяцев из каждого местного года, оставляя сына и дочь на различных родственников, а один раз — в Детском доме Нового Дублина.

Энн вздрогнула, рассыпав аккуратно сложенную пачку карточек. Это был самый жуткий год. Их с Ричардом заперли в разных спальнях и разрешали всего один разговор по комму в десять дней. Они нашли способ уходить тайком, после отбоя, чтобы подержаться за руки и поговорить по-семейному. Но правила запрещали уходить тайком, и когда их неизбежно ловили, то наказывали — тяжелой работой, запретом на разговоры с окружающими, бойкотом. Тот год длился вечно: корабль матери задерживался, и Энн решила, что она пропала без вести…

Она недоуменно посмотрела на сжавшиеся в кулаки руки. Это было так давно… Ее мать умерла три года назад, мирно — в своей постели. Ричард теперь сам был пилотом, а его последнее письмо было полно упоминаний о некой Рози, с родителями которой ему вскоре предстояло познакомиться. А Энн — профессор сравнительной лингвистики, и у нее на счету несколько ученых статей, и она ведет семинар по лиадийской литературе, на который каждый семестр набирается полная группа.

Энн покачала головой и устало наклонилась, чтобы собрать рассыпавшиеся карточки. Джерзи прав: она устала. Ей нужно хорошо поесть и как следует отоспаться. В последнее время она себя перегружала. Ей не надо забывать об отдыхе, только и всего. И тогда все будет в порядке.

Эр Том устало поднимался по изогнутой мраморной лестнице, которая вела в Административный центр Северного городка Университета. В здании оказалось чуть теплее, чем на улице, но все равно прохладно для человека, привыкшего к весенней погоде Лиад. Он не стал расстегивать кожаную куртку пилота, даже когда подошел к круглой мраморной стойке, отмеченной земным значком «Справки».

При его приближении к стойке подошла землянка неопределенного возраста. У нее оказались густые темные волосы, небрежно распущенные, словно она только что поднялась с постели, а щедрый вырез блузки открывал пышную грудь. Она уперла локти в розоватый мрамор и широко улыбнулась Эр Тому.

— Привет! Чем я могу вам помочь? — спросила она, подчеркнув слово «вам».

Он поклонился ей как равной — что было лестью — и ответил легкой улыбкой.

— Я ищу друга, — сказал он, тщательно выговаривая бестональные земные слова. — Ее зовут Энн Дэвис. Ее область — сравнительная лингвистика. Я сожалею, что не знаю названия кафедры, на которой она работает.

— Ну, вы хотя бы в нужном городке, — жизнерадостно отозвалась женщина. — У вас нет ее идентификационного номера, снимка сетчатки или чего-нибудь в этом роде?

— Сожалею, — снова повторил Эр Том.

Она мотнула головой, и растрепанные локоны заплясали вокруг лица.

— Я посмотрю, пролетит ли это, друг, но сведений маловато для факультета наших размеров… — Она отошла, бормоча что-то вроде того, что бормотали люди из администрации Восточного и Западного городка. Отойдя на несколько метров, она остановилась и начала работать с клавиатурой, установленной на стойке, хмуря брови на экран, подвешенный на уровне ее глаз. — Так, посмотрим… Дэвис, Дэвис, Энн. — Она повернула голову и окликнула его через плечо: — Энн будет писаться с двумя «н»?

Он воззрился на нее, не в силах заставить свою усталую голову проанализировать ее вопрос и понять его.

— Я… прошу прощения…

— Ваша подруга, — терпеливо пояснила служащая. — Ее имя пишется с одним «н» или с двумя?

«Н» была буква земного алфавита. В панике он сказал себе, что должен был в какой-то момент видеть, как Энн пишет свое имя. Закрыв глаза, он вдруг ясно увидел чернильную ручку, зажатую в изящных пальцах, и размашистую роспись на лиловатой странице гостевой книги посольства…

— Э, — по памяти прочел он служащей, — н, н. Д, э, в, и, с.