Дилетант галактических войн - Михаил Михеев Страница 5

Поммастера, двадцативосьмилетний Женя со смешной фамилией Пец, пожалуй, не уступал американцу ни в росте, ни в габаритах, хотя и выглядел заметно более подтянутым. Впрочем, это объяснялось скорее разницей в возрасте и хорошей генетикой, чем его собственными стараниями — спортом он не увлекался уже давно и физической работой себя особенно тоже не перетруждал. Однако эти двое, заняв свои места, сидели спокойно, а шум производил зажатый между ними Вася-химик.

Мало того что у него с собой были тяжёлый, старый, ещё советского образца, рюкзак, здоровенная сумка и ноутбук (ничего удивительного — человек, бывало, по два месяца в тундре сидел, вот и привык всё таскать с запасом), так он с собой зачем-то брал ещё и борсетку, что раньше вызывало смех у остальных. Потом, правда, привыкли и посмеиваться перестали — химик работал с ними уже четвертый год, что для инженера из сервисной организации довольно много. Инженером он был хорошим, людей зря не гонял и при необходимости мог сутками не слезать с буровой, поэтому его уважали, а на мелкие странности давно перестали обращать внимание. Вот его сменщицу, которая сейчас топала к балкам, многие не слишком жаловали — нет, инженером она тоже была неплохим, в этом претензий к ней ни у кого не было, но с людьми она ладить не умела совершенно. К тому же если улетавший сейчас химик умел организовывать работу так, что всё делалось спокойно и не торопясь, не рвя лишний раз жилы, то у Натальи аврал был скорее нормой.

Сейчас химик под негромкие смешки собравшихся скандалил, перекрикивая шум турбин, с первым помбуром Серёгой Сотниковым. Они всегда скандалили по мелочам, притом что в паре работали исключительно хорошо. На сей раз поводом для скандала послужил ещё один элемент поклажи химика — гитара в потёртом чехле, которую он таскал с собой из города, терзая уши собравшихся не слишком мелодичной (слух ведь не купишь) музыкой. Судя по всему, химик ухитрился зацепить Серёгу по голове, и теперь они громко обвиняли друг друга во всех тяжких. Правда, химик явно проигрывал — трудно ругаться матом с тем, кто матом разговаривает. Однако на сей раз это быстро надоело их попутчикам.

— Вась, да уймись ты. — Бурильщик Виктор Шурманов, мужик серьёзный и уважаемый (двадцать лет в бурении и две ходки), протянул руку и дёрнул химика за полу пуховика. — И ты, Сергей, сядь и заткнись. Сотников, б… Я кому сказал!

Увещевание подействовало — Сотников уселся и с видом победителя задрал нос. Парень он был шебутной, но добродушный, так что для него инцидент был исчерпан. Химик от рывка Шурманова плюхнулся на своё место секундой раньше, только и успев буркнуть: «Повесишься на барите». [4]Впрочем, эту угрозу никто всерьёз не воспринял — чего-чего, а подлянок от химика пока что не было.

Наконец все расселись по жёстким сиденьям вдоль бортов, кто-то пристегнулся, кто-то привычно не стал. Конечно, по технике безопасности пристёгиваться положено, но, во-первых, ремни были расположены неудобно, во-вторых, сработала исконно русская (хотя здесь были не только русские, но и татары, украинцы, азербайджанцы, белорусы, дагестанцы… даже чечен один был, не говоря уж о коми и прочих ненцах) надежда на авось, и, в-третьих, некоторые после варандейской трагедии [5]просто боялись пристёгиваться. Впрочем, механик, которому положено проверять соблюдение правил, не обратил на это внимания — давно летал и отлично знал, что буровики всё равно его проигнорируют.

Загудела сильнее турбина, винты завертелись быстрее, и вертолёт, несколько раз качнувшись, оторвался от заснеженных брёвен вертолётки. Со стороны взлетающий в темноте вертолёт — довольно красивое зрелище, но сидевшие внутри могли только наблюдать из иллюминаторов серую мглу тумана, да и свет, который по-прежнему горел в кабине, видимости пассажирам не улучшал. Впрочем, спустя несколько секунд вертолёт из тумана выпрыгнул — оказалось, что туман хоть и густой, но стелется довольно низко, во всяком случае, освещённый по всем правилам кронблок [6]торчал из него и был неплохо виден, а вот то, что ниже, — нет.

Лететь предстояло не слишком долго, минут сорок, и эти сорок минут каждый коротал как мог. Кто-то играл на мобильнике, кто-то разговаривал, хотя это и было затруднительно, кто-то спал. Химик, например, выудил из своего необъятного баула какой-то журнал с анекдотами и погрузился в чтение. Он всегда так — либо увлечённо читал, либо мгновенно засыпал. Второй журнал он сунул Сотникову, тот кивнул и тоже уткнулся в текст или, скорее, стал разглядывать картинки — трясло изрядно, да и свет был тускловат, поэтому лишний раз напрягали глаза или фанатики чтения, или просто не очень заботящиеся о здоровье люди. Одно другого не исключало, кстати.

Однако полёт всё тянулся и тянулся. Сорок минут, час, полтора… Некоторые начали с интересом посматривать в иллюминаторы, хотя в темноте разглядеть что-либо было проблематично. А потом вертолёт начало крутить.

Многотонную машину вертело вокруг своей оси, как юлу, всё быстрее и быстрее — похоже, что-то случилось с хвостовым винтом. Однако прежде чем сидящие в салоне осознали это, вертолёт накренило и с размаху ударило о землю. Люди — и бодрствующие, и так и не проснувшиеся — полетели в одну кучу вместе со своими вещами, грузом, какими-то железками. Лампы в салоне синхронно погасли, и наступила темнота…

Сколько они лежали и кто первым пришёл в себя и попытался выбраться из образовавшейся в результате падения кучи-малы, сказать трудно, однако произошло это уже после того, как заглохли турбины, — на этом, вспоминая те минуты, сошлись все. Сначала народ шевелился вяло — ничего удивительно после такого удара, да и наступившая темнота отнюдь не способствовала активности, однако вскоре салон осветился неверным, колеблющимся светом — кто-то догадался щёлкнуть зажигалкой. Потом появился второй огонёк, третий, зажёгся фонарик — у кого-то в зажигалке нашлась такая неожиданно востребованная безделушка. А потом народ стал, постанывая и матюгаясь, выползать из кучи, а секунду спустя распахнулся чудом не заклинивший люк, и в салон хлынул неожиданно холодный воздух и целая гора снега.

Примерно час спустя выжившие в авиакатастрофе и сохранившие при этом какие-то остатки здоровья подвели первые и весьма неутешительные итоги. Судя по всему, у вертолёта отказал хвостовой винт и потерявшая управление машина рухнула на землю, зарывшись в глубокий снег почти на две трети. Каким-то чудом корпус вертолёта выдержал и турбину, которая в момент падения ещё работала, не сорвало. «А то бывает, — как авторитетно заявил уже побывавший до этого в подобной катастрофе Шурманов, — что турбина от удара сминает корпус и проваливается в салон». Сейчас, правда, то ли сила удара была не столь велика, то ли конструкция оказалась попрочнее. А может, снег смягчил удар, кто знает… Пилоты, конечно, в таких вещах должны были разбираться, но где теперь эти пилоты? Кабина была разбита буквально в лепёшку. Одного из пилотов выбросило при падении и буквально насадило на сук некстати попавшейся на пути сосны, у второго даже головы не нашли — снесло ударом. Бортмеханик, правда, оказался жив, но был без сознания, и, судя по всему, ударило его так, что мог и не выжить. Во всяком случае, то, что сломаны нога и обе руки, видно было сразу, да и рёбра, похоже, были помяты. Именно такой диагноз выдал Гриша-ситовой, [7]сказав, что он такого в Чечне навидался. Грише поверили безоговорочно — несмотря на относительную молодость, он успел не только бросить пединститут и отслужить срочную в морской пехоте, но и послужить по контракту и даже повоевать, был ранен и, вероятно, знал, что говорит.