Пилот вне закона - Клим Жуков Страница 5

Бег дней отсчитывался световой панелью, которая по ночам сменяла резкий голубой свет на тусклый желтый. Было невыразимо боязно, как всегда бывает человеку, оставленному наедине с ожиданием и неизвестностью.

Чтобы не рехнуться, я непрерывно думал, искал выход из нехорошего моего сегодня в светлое завтра. Искал плюсы, которых выходило немного. Когда мысли начинали нести, как норовистая лошадь, я заканчивал думать и принимался отжиматься до посинения, качать пресс и приседать на одной ноге. Все-таки я здорово сдал за время работы на концерн «Дитерхази и Родригес» — тело совсем отвыкло от тренировок.

Ах, да! Я непрерывно удивлялся, какого дьявола меня маринуют! Я же теперь с потрохами, весь их! Синдикатовский! Вплоть до волос в носу!

И ни одной человеческой физиономии! Даже кормилка, и та — автомат! Открылась дверца в стене — получите питаться. И все!

— Эй! Люди! — орал я и стучал в дверь. — Есть кто живой?! Давайте я буду воровать для вас хризолин! — И снова стучал, но уже гораздо громче. — Я даже готов сбивать флуггеры «Эрмандады»! Сколько угодно! — Пинал дверь ботинками.

Однажды я устроил совсем уж знатный концерт. День этак на четвертый, когда сообразил, что заблудился во времени и скоро потеряю счет суткам. Кроме того, начало казаться, что пираты завезли меня на заброшенную орбитальную базу и все улетели. С чего я, собственно, взял, что нахожусь в «Последнем Ковчеге»?

Отчего не в этаком космическом «Летучем Голландце» с единственным пассажиром на борту?

Эта идея меня до того расстроила, что я орал, пока не охрип, и буйствовал не меньше часа.

М-да. Мог бы головой стучать — толку ноль.

— Хоть бы в морду дали, козлы вонючие, — сказал я наконец и затих.

Одно хорошо: психосоматика у меня все-таки железная. Ну или почти железная. Я спал как убитый. А то ведь окажись на моем месте кто повпечатлительнее, недолго было бы ему и до настоящего дурдома.

По субъективным ощущениям заточение длилось неделю. Наделе оказалось меньше — всего пять дней.

Вывели меня на свет божий отвратительно щетинистого, с грязными ногтями и свалявшимися волосами.

— Просыпайся, Андрей! — Надо мной стоял Тойво, затянутый в щегольскую полувоенную форму, явно шитую на заказ. Даже сквозь сон я разглядел ряд нулей на виртуальном ценнике. Пафосные, в общем, шмотки.

— Что происходит? — Я еле слышал собственный голос.

— Пойдем, вставай. Надо тебя мыть и брить — нельзя в таком виде перед Кормчим жить и быть. — Так и сказал. Говорок у Тойво всегда был не вполне русский, на то он и финн.

— Кормчий? Что за Кормчий? — сказал я и принял вертикаль, усердно протирая глаза. — Это… э-э-э?

— Так мы зовем нашего вождя, достойнейшего человека Иеремию Блада. Пора вливать тебя в коллектив, да!

Потом появились конвоиры и зафиксировали мне руки за спиной посредством стяжек на большие пальцы, а Тойво извинился, мол, такая процедура, ничего личного. Я, естественно, спросил: какого дьявола? И зачем меня гноили в карцере, когда я сам изъявил желание примкнуть к «Синдикату»?

— О, как это говорят? Много званых, но мало избранных! К нам хотят слишком многие люди, а мы берем только лучших. Элитный материал, да! Изолятор — на время, пока рассматривали твою личность… кандидатуру, так. Кормчий был далеко по делам бизнеса и не мог давать резолюцию на моей протекции. Я тебя ходатайствовал, Андрей.

«Хорошо хоть только ходатайствовал», — мрачно ухмыльнулся я, а вслух сказал:

— Ну спасибо, благодетель. А рыло мне зачем начистили?

— Инициатива исполнителей. Извини, бывает.

Пока мы шли подлинным коридорам и поднимались на многочисленных лифтах, выяснилось, что устным заявлением при вступлении в «Синдикат» не отделаешься — надо подписывать контракт. Какой контракт — до времени осталось загадкой. Тосанен только гаденько ухмылялся, а на лице его читалось обещание сюрприза.

— Допустим, условия меня не удовлетворят, что тогда? Вот не захочу я подписывать контракт? — поинтересовался я и тут же понял, что сморозил явную глупость; вариантов имелось немного, а точнее, всего один.

Финн мою догадку подтвердил:

— Андрей, ты смешной, честное слово! Мы здесь свободные люди! Не хочешь контракт, тебя отпустят гулять на улицу! Только на улице плюс-минус ноль Кельвина, давление ноль бар и протонный дождь. Без свинцового зонта далеко не погуляешь! Ха-ха-ха-ха! — Тойво залился радостным смехом, хотя шутка была ну совсем не смешная.

Закрались нехорошие подозрения. Что-то такое я читал. Но мысли эти я изгнал как параноидальные. Выяснилось — зря изгнал.

Пока мы шагали в некую мне неизвестную точку назначения, я обзавелся наконец более-менее связными впечатлениями о «Последнем Ковчеге».

От уровня карцера-изолятора пришлось подняться не менее чем на километр. Миновали технические палубы, где за задраенными переборками что-то гудело, а двери стерегли хмурые автоматчики. Судя по знаку радиационной опасности, здесь располагались энергетические установки базы. Прошли мимо складских помещений, где тоже встречались посты часовых. Далее была серия лифтов, поднявших нас на жилые уровни, где меня завели в пустую каюту и велели привести себя в порядок.

М-да, а база-то у пиратов серьезная!

Это вам не пара ремонтных «летучек», состыкованных с отработавшим свое люксогеновым танкером. Вполне капитальное сооружение! И если сравнивать с «Тьерра Фуэгой», как я уже сообщил выше, порядок и дисциплина здесь царили образцовые.

«Кто ж им позволил отгрохать такую дуру? — подумал я, запрыгнув под душ. — Судя по расположению помещений, планировка иррегулярная, то есть собирали базу постепенно, из разных модулей. Это облегчает процесс, но все же! Многокилометровая станция — это серьезная стройка, для нее нужно закупать материалы. Неужто закупки всего необходимого в таком объеме нельзя было отследить? Это ведь все не своруешь — размеры уж больно солидные!.. Что-то наши спецслужбы совсем мышей не ловят!»

Я оперативно побрился, состриг отвратительно траурные ногти и прильнул к иллюминатору, который на жилых палубах в обязательном порядке присутствовал. Чтоб не посходил личный состав с ума!

База, между прочим, располагалась на планетоиде.

Иллюминатор, в который я смотрел, находился метрах в двадцати над поверхностью. Стало быть, значительная часть «Последнего Ковчега» была заглублена в недра небесного тела.

Взгляд упирался в опору немаленькой, ох какой немаленькой причальной башни, скользил вверх по листам разномастной металлической обшивки, отливавшей всеми оттенками красного, и там, почти в зените, под нависающим черным козырьком одной из посадочных площадок, истекало кровавым солнечным ветром багровое светило Шао. Красный гигант, пожираемый черной дырой, которая чуть не сожрала меня.

— Безрадостно! — констатировал ваш неумелый повествователь.