Чужое тело, или Паззл президента - Зиновий Юрьев Страница 5

Старлей, мой наставник, подмигнул мне и говорит: «Беги, лейтенант, занимай очередь и спускай штаны. Специалистка по минету экстра класса. Хоть на всегородской конкурс ее посылай».

— Не понимаю, Иван Харитонович, — говорю я ему.

— А чего тут понимать? Думаешь, мы ее силком затащили? Силком может и откусить с перепугу. Нет. Мы и ее крышуем, ей, понимаешь, тоже ведь защита нужна. И от конкуренток и от иных клиентов. А расплачивается она с нами уже натурой. Выгодно всем. Ты не думай, она чистенькая… Рыночные отношения, братец кролик. Чего смотришь, беги…

А сам так и буравит меня взглядом. И морщинки добрые вокруг глаз куда-то разом исчезли, будто косметическую подтяжку только что сделал.

— Не могу, Иван Харитонович, как-то это всё не по-людски… Как-то…

— Можешь не объяснять, я тебя, лейтенант, давно раскусил. Не по-людски… Хорошо, лейтенант, ты сформулировал. Презираешь ты нас, ментуру продажную. Только я тебе вот что скажу: так просто ты от нас не уйдешь. Опасный ты человек. Очень даже опасный. Хуже любого бандюги.

— Да что вы говорите, товарищ старший лейтенант, как я…

— Хуже, лейтенант, хуже. С бандитом всегда договориться можно, потому что и он человек, и он свою выгоду понимает, и ему на зону лишний раз неохота. А ты человек, извиняюсь, нравственный, принципиальный. А такие как раз и есть самые опасные. Начнешь в поисках правды стучать налево и направо, жалобы строчить, а нам это, как ты понимаешь, са-а-всем ни к чему.

— Что вы хотите сказать, Иван Харитонович? — спросил я, а сам чувствую, что погружаюсь в трясину — дернешься — еще глубже увязнешь. И противно, и страшно. И, похоже, не зря я испугался. Потому что я уже понял, что мне дельце одно начинают шить — вымогательство. Азербайджанец один на рынке — он ко мне хорошо относился — по секрету намекнул. Садиться мне лет на пять, чтобы эта волчья стая в отделении спокойно и без свидетелей наживалась и малолеток хором трахала, почему-то не хотелось. А придется, похоже. Вы уж простите, Петр Григорьевич, я вас просто от отчаяния побеспокоил, голову себе сломал, всё думал, как выскочить из этой ситуации. Хоть в бега пускайся…

— Прощать тебя, Костя, не за что. Разве за то, что ты не ворюга и не взяточник. Хотя уже это одно делает тебя для многих человеком опасным. И старлея твоего со товарищи понять тоже можно. Его прежняя советская система к нынешним соблазнам не подготовила. Ни морально, ни материально. А насчет волчьих глаз твоего наставника, так советский лозунг «человек человеку брат» не совсем точен был. Правильнее было бы «человек человеку волк». Только в отличие от настоящих хищников мы поковарнее были, умели прикидываться овечками, в нужных местах аплодировали, хором кричали «ура!» и бежали домой побыстрее донос на ближнего своего состряпать. На нас призывы ЦК КПСС к праздникам объединяться, улучшать и поднимать действовали мало. Даже если бы вдруг напечатали в «Правде» призыв возлюбить ближнего своего как самого себя или даже больше, мы бы всё равно прекрасно знали, что ближнего остерегаться надо и пальца ему в рот не класть. Научила нас жизнь понимать, что к чему не через лозунги и призывы. Скорее, наоборот. Но не будем углубляться в философию. — Петр Григорьевич внимательно посмотрел на Костю. — Думаю, что смогу тебе помочь. Есть у меня знакомый человечек в Московском УВД. Кое-чем он мне обязан. Сегодня-завтра поговорю с ним. Ты мне другое скажи. Ну, уйдешь ты благополучно из системы МВД, что делать будешь?

— Даже и не думал пока.

— Хочешь в мою фирму?

— Да о чем вы говорите, хоть сторожем, хоть посыльным, хоть уборщиком. Каждый день молиться за вас стану.

— Будешь главой нашей службы безопасности. Она пока не слишком велика — один человек. Вот ты им и будешь. Машину водишь?

— Конечно.

— Что-нибудь в электронике понимаешь?

— Боюсь, что…

— Научим. Английский знаешь?

— В пределах дис ис э тейбл.

— С первого дня начнешь заниматься с преподавателем. Зубрить будешь по три часа ежедневно. Как зверь. Мне приходится часто ездить по делам за границу, будешь ездить со мной. Оплачивать уроки будет фирма.

— Петр Григорьевич, да я…

— Давай сразу договоримся — в пояс не кланяться, шапку не ломать. Я этого как-то не люблю. Ты женат?

— Нет, но…

— Но, как я догадываюсь, означает, что есть у тебя кто-то на примете. Контролировать твою личную жизнь я не собираюсь, но советую не торопиться. Да, кстати, раз ты служба безопасности, может, тебе какое-нибудь там самбо освоить?

— Я еще до армии занимался дзюдо. Черных там поясов каких-нибудь у меня нет, но кое-что умею.

— Хорошо. Живешь где?

— С родителями. Отец недавно демобилизовался из армии, вернее, его демобилизовали, знаете как теперь с этим… Подполковник запаса. Устроился на стройку нормировщиком. А мать уже на пенсии, чувствует себя неважно.

— Всё, Костя, оставь мне свои позывные, я тебе на днях позвоню.

Разговор с милицейским генерал-майором оказался даже проще, чем Петр Григорьевич представлял себе. Они сидели в тихом прохладном ресторанчике на самой окраине Москвы — его знакомый по вполне понятным причинам предпочитал места, где было меньше шансов увидеть его за одним столиком с бизнесменом, — и генерал, выслушав просьбу Петра Григорьевича, добродушно усмехнулся.

— Ну, это дело вполне поправимое. Отпустить — не назначить. Никого расталкивать, чтобы освободить местечко, не надо. Что именно там ваш подопечный натворил — не спрашиваю.

— Да ровным счетом ничего. Просто после армии и после Школы милиции не вписался, так сказать, в стиль органов.

— Ну, не будем обобщать, Петр Григорьевич. Знаете, какая наша главная беда?

— Чего-чего, а бед у нас хватает.

— Это верно. Я о том, что не умеем мы здраво на вещи смотреть. То всё розовыми красками рисовали и сусальным золотом крыли, то одним черным всё подряд мажем. Сплошной Черный квадрат, так, кажется, эта картина называется. Так что оставим это нашим записным либералам. Они, болезные, без черных очков и видеть ничего не могут. А у нас ведь в милиции всякие работают. И кто под бандитские пули попадает, и на Северный Кавказ в командировки едут не для того, чтобы на горных лыжах кататься. Сколько ребят там уже полегло, а никто от этих командировок не отказывается. А что, у вас в бизнесе только те, что с белыми крылышками за спиной? Хлоп-хлоп. С кем бы поделиться только и думают. Может, вам нужно, берите. А? То-то же… Давайте данные вашего парня и считайте вопрос решенным.

— Спасибо, товарищ генерал. Может, по капле коньяка?

— Ну, разве что по капле… А то я сегодня совещание провожу, и запах коньяка от меня очень украсил бы те доносы, которые на меня пишут, можно сказать, почти ежедневно и без устали.

Удивительно, думал Петр Григорьевич, лежа в своей больничной палате, как четко он помнит начало работы у него Кости. И спасибо тому бандитскому старлею, из-за которого оказался у него такой… Сотрудник? Помощник? Побольше, пожалуй. Почти сын. И чувство такта у него необыкновенное. Ни разу не позволил себе заговорить о Саше, чувствовал, наверное, что это рана незаживающая, что это — табу. И дистанцию сохранял, чтобы не показалось, будто покушается он на место сына.