Корректировщик. Остановить прорыв! - Георгий Крол Страница 5

Вот, кстати, этот самый Мишка, сосед и, можно сказать, «старший брат», уговорил меня на поездку. Он особенно увлекался историей Великой Отечественной войны, в том числе реконструкторством – лет с шестнадцати. Он был старше меня на два года, в прошлом году окончил универ и работал в военном архиве. Одновременно писал кандидатскую по боям на Южном направлении в июле 41-го. Этот энтузиаст собрал вокруг себя таких же фанатиков, и они всё свободное время проводили в поле. «Разыгрывали» войну, но одновременно и занимались поиском пропавших без вести.

Я прикрыл за собой калитку и побежал. Мимо военной части, которая располагалась на повороте, мимо старых одноэтажных домов постройки начала века. Когда выскочил на проспект, дома поменялись. Тут уже застройка относилась к пятидесятым, а кое-где и семидесятым годам. Через пару минут я вбежал в ворота стадиона и свернул на беговую дорожку. Вахтёры на входе давным-давно знали нас всех в лицо и только махали рукой: беги, мол.

Привычно накручивая круги, я снова вспоминал. Кроме Мишки успели закончить учёбу ещё трое. Один окончил училище стратегических ракетных войск. Сейчас служил в каком-то жутко секретном военном НИИ. Второй в процессе учёбы занялся комсомольской деятельностью. Так что сейчас уже был вторым секретарём обкома комсомола. И наконец, третья, едва окончив биологический факультет МГУ, стала восходящей звездой в области исследования геропротекторов. Да и Мишка уже считается одним из крупнейших специалистов по истории Второй мировой войны.

Итого, к 2013 году из двадцати семи подкидышей четверо являются людьми, намного превышающими среднестатистический уровень развития. А если учесть Ромку, который сейчас оканчивает Харьковский мединститут со специализацией по полевой хирургии и уже получил предложения от десятка как военных, так и гражданских организаций, то уже пятеро. Интересно, как скоро за нас опять возьмутся учёные. Хотя, может, и не опять. Может, отсутствие внешнего контроля не отменяет собственно продолжающихся исследований. И негласного присмотра. Может такое быть? Да и ещё как!

Взять, к примеру, меня. На первом курсе меня чуть не исключили из училища. Ночью, в три часа пятнадцать минут, раздался звонок, и в телефонной трубке прозвучало:

– Дневальный, боевая тревога!

Разумеется, я, успевший прослужить всего три месяца курсантом общевойскового командного училища, положил трубку и заорал:

– Рота, подъём, боевая тревога!

Рота поднялась! Получив оружие, все выскочили на плац. Вынесли боеприпасы. Посыльные рванули к офицерам. Короче шум, гам, суета, хотя и упорядоченная. Главное – за нами рванулись и остальные две роты батальона. Пока появились дежурные офицеры, пока то да сё. Короче, никто никакой тревоги не объявлял, даже учебной. А кто крайний? А дневальный.

Сначала решили, что я так по-идиотски пошутил. Следом, учитывая, что я до сих пор в глупостях не замечен, да и вообще отличник боевой и политической, решили, что я заснул. И мне что-то приснилось. Что ненамного лучше, но хоть «без злого умысла». Тем не менее шум был изрядный, особенно учитывая выдачу боекомплекта. Собирались отчислить. А потом выяснилось, что звонок был. И запись разговора подтвердила, что я не спал и ничего не придумал.

Было расследование, но отследить абонента не удалось. Он оказался сродни мне – из ниоткуда. Зато я остался в училище. И даже более того, стал командиром отделения. А весь батальон получил благодарность за быстрые и умелые действия. Только вот вопрос: а кто вообще стал проверять, был ли звонок? Тем паче поднимать запись разговора? Вот то-то и оно!

Пока вспоминал, набегал свои привычные шесть километров. На часах было начало седьмого, и я отправился назад. Завтрак у нас в будние дни начинался в половине седьмого, а в воскресенье в семь тридцать. Опаздывать и заходить, когда все уже за столами, не хотелось. Да и мама ждёт. Она очень огорчилась, когда я сказал о поездке, хотя и старается это скрыть. Я понимаю, конечно. Четыре года приезжал только летом и жил в своей комнате в детдоме, потому что она ещё работала воспитателем. А этим летом ждала, что я наконец остановлюсь у неё. И вот…

В комнате я принял душ и переоделся. Таких вот комнат для «выпускников» было пять. В каждой могли жить два человека, но в этой я пока один. Отличий между обычными и «гостевыми» комнатами не так много, основное – санузел в комнате. Воспитанники пользовались общими, хотя и максимально «индивидуализированными» туалетами и душевыми. В столовую я вошёл ровно в семь тридцать. Вчера меня видели немногие, поэтому малыши, а также приехавшие на каникулы однокашники зашумели. Мелкотня – будучи в восторге от моей формы, остальные – радуясь встрече.

После завтрака часа полтора общался со старыми друзьями. Бо́льшая часть в следующем году заканчивает учёбу, и все мы понимаем, что, возможно, увидимся теперь не скоро. Тем более учитывая, что назначение я получил хоть и шикарное, но далеко. Как-никак Западная группа войск. Одна общевойсковая и две танковые армии. Вот в отдельный разведбат одной из танковых армий меня и направили. Дислоцировался он в окрестностях Лиона и являлся самым удалённым из подразделений Советской армии за рубежом.

В десять я переоделся в форму лейтенанта Красной армии. Она, конечно, отличалась от современной, но не слишком сильно. Основные отличия были не в самой форме, а в экипировке, но её я надену уже на месте. Тем более вся амуниция пока хранится у Мишки. Что самое интересное, моя форма была настоящей. Где Медведь раскопал этот комплект – я не знаю, но факт! Пошива фабрики «Большевичка» 1941 года. Уже под погоны. Сами погоны, мягкие, защитного цвета, с малиновыми кантом и просветом и защитного цвета звёздочками, были того же года. Вещи были не новые, но как говорят, малоношеные.

Сидела она как влитая, но чувствовал я себя странно. Не знаю, как объяснить, но… короче, не знаю. Странно, и всё. Сапоги я использовал свои, курсантские юфтевые. Выцыганил у прапора со склада, когда новые получал. Вот пилотка была ненадёванная. И как раз новодел для реконструкторов. Плюс полевая сумка, плюс кожаная кобура под «ТТ». Короче, когда я вышел к маме, она была в восторге. Мы проговорили всё оставшееся время, а ровно в одиннадцать ноль-ноль я стоял у ворот.

Из ворот в/ч выехала машина и посигналила. Из кабины торчал Мишка и махал мне рукой. Через две минуты я сидел в кузове и знакомился с остальными участниками поездки. Их было семеро, не считая Мишки в кабине. От них я узнал, что сейчас мы едем на военный аэродром. Оттуда самолётом до Ямполя, а уже там нас ждёт транспорт до места. Ну Медведь, ну жук. А я-то думал, как же мы за пять дней успеем доехать, разыграть сражение и вернуться. А так всё ясно. Сегодня доберёмся до места, завтра – подготовка, два дня собственно реконструкция, и домой.

Через сорок минут мы уже выехали на поле. Ещё через час были в воздухе. Полёт ничего особого из себя не представлял. Обычный транспортный борт, морально устаревший, хотя пока летающий. Ну и используют его для всяких текущих дел. Отвезти-привезти что-то не то, чтобы армейское, но в «околовоенной» сфере. Типа нас. Уже в самолёте Мишка объяснил, что они с ребятами нашли места падений нескольких машин этой части. Точнее её предшественницы времён войны. Сумели опознать экипажи. Вот командование и идёт навстречу, в благодарность.