Толлеус, искусник из Кордоса - Дмитрий Коркин Страница 49

Почти сразу же копна рухнула, заставив лошадей дернуться в стороны и тревожно заржать. Оказывается, Оболиус почивал на своем насесте не просто так, а в обнимку с большим кувшином молока и целой россыпью воскресных пряников. Глиняный кувшин, печально хрустнув, разбился вдребезги, обдав белой волной своего хозяина. Несколько капель даже долетели до кордосца, осев на полах его плаща.

Оболиус подскочил, словно ему в зад впилась колючка, и снова упал, увлекаемый сжимающейся нитью. Вид у него было самый что ни на есть испуганно-взъерошенный, впору посмеяться. Только искусник пребывал сейчас совсем не в веселом расположении духа. Подросток, увлекаемый нитью, волочился по земле, жалобно вскрикивая и судорожно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Наконец, уже оказавшись у самой повозки, помощник сообразил порвать связывающую его нить. Толлеус лишь усмехнулся: он не забыл про это умение подростка. Нить никак не хотела рваться.

– Посиди-ка на привязи, как собака! – сурово сообщил искусник. – Запрягай, у нас еще один клиент остался.

Рыжий недоросль опустил бесстыжий взгляд, отчего стал похож на побитую собаку еще больше.

Всю дорогу, пока лошади брели по вечернему городу к дому модника-аристократа, искусник с помощником не проронили ни слова. Оболиус угрюмо молчал, все так же привязанный к повозке коварной нитью, а старик просто думал о своем, устало скрючившись на жесткой лавке. В последние два дня, после того как он посидел в мягком кресле, эта незатейливая струганая доска под собственным задом стала его безумно раздражать. Сбежав из Маркина, Толлеус как-то легко перешел к походной жизни, но теперь, когда страхи и волнения отступили, вдруг понял, как не хватает ему комфорта. Удобства на улице, жесткая постель, непривычное питание – все это давило тяжелым грузом, но больше всего страданий доставляла почему-то простая деревянная лавка.

Хорошая широкая дорога шла параллельно Серебряному кольцу, опоясывая условный центр города. По мостовой протянулись длинные тени. Город, одолев дневную суету, готовился к заслуженному отдыху. Число путников и экипажей резко сократилось, и ехать было в высшей степени комфортно: никто не перебегал дорогу, не обгонял с гиканьем и свистом, пугая лошадей.

Целью был трехэтажный дом с колоннадой в виде обнаженных атлетов, поддерживающих большой балкон. Как Толлеус успел заметить, в Широтоне повсеместно применялась лепнина, а подобная архитектура встречалась крайне редко: изображения и тем более целые статуи людей в качестве декоративных элементов – веяние новомодное и поэтому весьма дорогое. Так что когда повозка повернула во всех положенных местах и миновала все описанные ориентиры, у старика не осталось никаких сомнений, что дом перед ним именно тот. Лошади остановились точно перед входом, и Толлеус степенно спустился на землю в своей подъемной сфере. Точь-в-точь важная персона, прибывшая на карете в свой дворец.

Вокруг дома не было забора, также не наблюдалось внутреннего дворика: фасад выходил прямо на улицу. Очевидно, маленький парк располагался позади постройки. Придется имущество вновь оставлять снаружи по неоднократно отработанной схеме. Никакие дополнительные распоряжения не требовались. Искусник дважды стукнул специальным молоточком в дверь, а Оболиус обиженно шмыгнул носом и подстегнул лошадей, чтобы повозка не загораживала вход.

Дверь отворилась, и старик, представившись, исчез внутри. Его проводили на балкон: тот самый, который он заприметил снаружи. Всю дорогу, волочась по лестнице, искусник расстраивался, что нельзя добраться туда на своем подъемнике прямо с улицы. Зацепиться за крышу не представляло труда, но жильцы могли понять неправильно.

Наконец, оказавшись наверху, Толлеус получил уникальную возможность, оставаясь невидимым с улицы, любоваться на свою повозку и на безуспешные попытки помощника справиться с нитью. Смотреть на потуги Оболиуса, старавшегося вывернуться из петли или порвать нить, было забавно, и настроение искусника резко улучшилось. Увлеченно поглядывая вниз, он почти не обращал внимания на своего заказчика, что, сказать по правде, было весьма невежливо.

Плащ из черного атласа, расшитый по краям белым кружевом и украшенный агатами, явно стоил немало и, по мнению искусника, прекрасно обошелся бы без дополнительных усовершенствований. Какой декоративный изыск сюда еще можно добавить, представить не получалось. К тому же после портного и ювелира над плащом поработал чародей. По черной ткани неспешно летала серебряная звезда. Занятная, надо сказать, вещь: Толлеус с удовольствием бы поизучал ее, будь у него такая возможность. Все конструкты, которые он встречал до сих пор, удавалось увидеть лишь в истинном зрении, а этот на удивление заметен простым глазом. А еще звездочка как-то умудрялась точно следовать всем изгибам ткани, не отрываясь от плаща ни на секунду.

Понаблюдав за конструктом алчным взглядом, старик прямо поинтересовался у хозяина, есть ли у него какие-нибудь задумки и пожелания. Оказалось, что никаких пожеланий нет, – это работа мастера. Однако критиковать щеголь приготовился с жаром, достойным лучшего применения. Это выяснилось сразу же, едва Толлеус с порога предложил расшить плащ по контуру светящимися нитями.

Никому в Широтоне не требовались ни светящиеся мечи, ни вышивка. Старик совершенно искренне недоумевал, почему так, но тем не менее его задумку уже дважды отвергли. Аристократ выжидающе смотрел на гостя, а тот, в свою очередь, на плащ. Надо сказать, идея чародея со звездой оказалась крайне удачной: конструкт притягивал любой взгляд, гипнотизируя зрителя. На плащ можно было смотреть часами, отслеживая прихотливые узоры, которые чертила на ткани звезда.

– Узоры! – внятно сказал Толлеус самому себе, но щеголь тут же встрепенулся, навострив уши.

Старик объяснил свою задумку: можно было на некотором расстоянии подсвечивать путь, пройденный звездой. Как будто она тянет за собой короткую веревочку. Оробосец энергично закивал, только попросил не линию, а облачко светящихся точек, отмечающих путь звезды. И чтобы эти точки гасли не сразу, а постепенно. Искусник нахмурился: сложнее, конечно, но реально. Высосав для бодрости жизнегубку и крякнув не хуже заправского пьянчуги после кружки эля, он принялся за работу.

Только через два часа Толлеус, пошатываясь, выбрался на улицу. Пришлось пожертвовать одним амулетом для хранения плетений и замаскировать его под брошь. С маной тоже вышла накладка: конструкт питался прямо из ауры владельца плаща. Старик сделал так же, однако это немного выбивалось из привычного ему сценария работы с накопителями или, на худой конец, с маногубками, поэтому пришлось повозиться. Щеголь, довольный результатом, воодушевленно предлагал еще заказы, но Толлеус даже слушать не стал, сбежав при первой же возможности.

Закрыв за собой дверь, кордосец скользнул взглядом по вывеске через дорогу и замер как вкопанный. Он намеревался возвращаться на постоялый двор, но само провидение вывело его туда, куда Толлеус так стремился. Аккуратная надпись крупными золотыми буквами на черном фоне гласила: «Широтонская государственная школа чародейства». Сказать по правде, желание у искусника сейчас было лишь одно – завалиться на что-нибудь мягкое и снять наконец башмаки. Колени привычно жгло огнем, а икру в который раз за сегодня скрутила судорога, так что старик едва не упал, опустившись на мостовую. Но все же он поднялся и, как мотылек на лучину, не отводя от вывески взгляда, пересек улицу и постучал в дверь.