Цвет сакуры красный - Борис Орлов Страница 49

Твой почтенный жених написал тебе письмо. Прочти его и осознай, сколь высоки его достоинства. Кроме того, в конверт вложен воинский литер для проезда родственника военнослужащего. Зарегистрируй его в военной комендатуре префектуры и отправляйся в путь. Мы – я, твой старший брат и Ворокофу-доно, твой уважаемый жених, ждем тебя с нетерпением.

Твой брат, командир отделения Исиро Танака.

Я чувствовала, как горят мои щеки. Бесприданница… А вдруг я ему не понравлюсь? А какой он? Снова взяла карточку и принялась внимательно рассматривать. Непроизвольно хихикнула: длинноносый. И волосы светлые. Но улыбается хорошо. Может, он и впрямь добрый? Только зачем сыну уважаемого инженера, почти офицеру, нужна простая девчонка из деревни? Не ошибается ли брат? А кстати: где тут письмо от жениха?..

Вскрыла небольшой конверт. Почерк… Словно барсук писал своим удом. Смешно…

Здравствуйте, уважаемая Хана-сан!

Я прошу Вас не обижаться на Вашего брата. Исиро-сан искренне желает мне и Вам добра. Но я не предъявляю никаких прав на Вас. Вы свободны в своем выборе. Однако я буду очень рад, если мы встретимся. Хочу заметить, что Вы очень красивы, а так как фотоаппарат редко передает истинное положение дел, то догадываюсь, что в жизни Вы еще красивее.

С искренними пожеланиями счастья,

Всевородо Ворокофу.

А ниже приписано что-то по-русски. Жаль, что северный язык я совсем не знаю. Только буквы, да и те еще не твердо. «Очень красивая», надо же! Да чего во мне красивого?! Худая, долговязая и грудей почти нет. Дурнушка, одним словом. А он такие слова пишет…

В конверте еще лежала официальная бумага. Воинское требование на проездной литер для Ханы Танака, следующей для встречи с родным братом.

Я все сидела и смотрела на письма и документ, когда раздвинулись седзи[7], и вся моя семья кинулась собирать меня в дорогу. Оказывается, они тоже прочли письмо брата, где он писал о своем решении. Дедушка вытащил большущий плетеный ои[8] и, невзирая на мои протесты, уложил туда свой потертый футон[9] и старенький какэ-бутон[10].

- Тебе придется спать в доме северянина, а там полы не застилают татами, – сказал он.

Дедушка знает, что говорит: он бывал в России, еще когда северянами правил глупый и плохой император. Русские братья его потом расстреляли. И правильно сделали! Всем известно, что дед Товарища Его Божественного Величества уже тогда поддерживал Великое Небесное Учение Маркса и Ленина. Он помогал северным революционерам, а глупый и злой русский император объявил за это Японии войну. Которую сам же и проиграл. Конечно, если северные братья не желали воевать с нами – какая же может быть война? На одном из собраний нашей ячейки КИМ агитатор из Токио рассказывал нам про отважного русского адмирала, который, не желая идти против воли своего народа, сам направил свой броненосец на мины и погиб как герой. Офицеры императорской армии, разделявшие его убеждения, сложили стихи, посвященные герою и с почтением передали их русским[11].

Бабушка вспугнутой курицей бегала по дому, выискивая, что бы еще дать мне с собой. Сунула в ои мешок лапши, поставила горшочек с натто[12], завернула в чистую тряпицу несколько сухих рыбешек.

- Надо тебе еще риса насушить, – сказала она раздумчиво, и тут же кинулась искать мое кимоно.

Кимоно у меня не новое. Еще мамино. Зато красиво расшито цветами и птицами. А поверх него бабушка положила старинный оби[13] доставшийся ей в наследство еще от ее бабушки. Парчовый, затканный сложным узором. Сверху новенькие таби[14]. Я посмотрела на них и пожалела, что у меня нет настоящих гэта[15]. В соломенных сандалиях с кимоно… Всем сразу станет понятно, что я – бедная. Ладно, у меня припрятано целых пять иен – куплю в городе.

Но бабушка заметила мой тоскливый взгляд и напустилась на меня:

- Нечего, нечего! Знаю я, о чем ты думаешь! Никаких гэта тебе не нужно. И так долговязая уродилась, в отца пошла. Еще только гэта не хватает! Кому ты такая будешь нужна? Если Ворокофу-сан захочет найти шест для крыши – он его в лесу вырубит. Вот варадзи[16], совсем новые. Надевай и не думай о глупостях!

От таких слов слезы на глаза навернулись. Я что, виновата, что высокой уродилась?

Братьев дедушка отослал. Дзиро – к дядюшке Эно, взять в долг его замечательного саке. Это для Исиро и его друга. А Сэберо – в колхозную лавку, за сладостями. Дедушка велел ему купить полкилограмма амэ[17] и столько же сёгато[18] и пригрозил выпороть, если только братец съест хоть кусочек.

Только мама сидела рядом со мной и ничего не говорила, а только гладила меня по волосам. Я видела, что она еле-еле удерживается от слез, но никак не могла понять: от горя предстоящей разлуки или от радости, что нашелся жених для меня эти слезы?

Ночью я никак не могла заснуть. Ворочалась, устраивалась поудобнее, но сон так и не шел. Ведь я все время думала о женихе. Конечно, Исиро – хороший и заботливый брат и нашел мне хорошего человека. Но что будет, если я ему не понравлюсь?..

А рано утром меня разбудила мама, накормила на дорогу вкусным поджаренным на масле хлебом и рисом с мисо, а когда взошло солнце я уже тряслась в кузове колхозного грузовичка по дороге в наш маленький городок Асахи[19]…

Смешанную стрелковую опять перебросили. На сей раз – в Харбин. Здесь нашлись хорошие казармы, и сейчас Всеволод сидел в красном уголке и читал. Рядом боец Христенков тщательно вырисовывал цветными карандашами заголовок «ильичевки»[20], пыхтя от натуги и усердия. Несколько раз он уже бросал на командира умоляющий о помощи взгляд, но все было напрасно: Волкова целиком поглотила статья о событии полугодовой давности.

В феврале 1922 года пять государств подписали Вашингтонское соглашение об ограничении гонки вооружений на море[21]. В это время в Японии на верфях ВМФ в Йокосуке и Куре, «Каваски» в Кобе и «Мицубиси» в Нагасаки были заложены линейные крейсера проекта «Амаги», два из которых которые теперь предстояло уничтожить, а еще два перестроить в авианосцы. «Амаги» и «Акаги» решили перестраивать, а остальные два – «Атаго» и «Такао» – разбирать на стапелях. Вот только с разборкой земляки Исиро Танака решили не торопиться и, как выяснилось, правильно сделали.

В 1925 начались переговоры между Японией и СССР о строительстве кораблей для Советского флота. Советская сторона приобрела недостроенные корпуса «Атаго» и «Такао» с тем, чтобы закончить их в качестве танкеров. Правда, надо полагать, что в договоре имелись еще и секретные статьи, согласно которым Япония поставляла СССР тяжелые орудия и броневые башни «для использования в интересах береговой обороны».

Короче говоря, во Владивостоке принялись за достройку двух линейных кораблей, причем совсем не в качестве танкеров: на кой черт танкеру пять броневых башен с пушками 410-мм калибра каждая? В Советскую Россию бесконечным потоком тянулись броневые листы и части энергетических установок, приборы управления огнем и механизмы башен главного калибра и прочая, прочая, прочая. А так как достраивать такие посудины во Владике, если уж откровенно, было некому, то в город прибыли еще и японские корабелы.