Глиняный колосс - Станислав Смакотин Страница 48

Лицо его придвигается совсем близко, почти вплотную. От немигающих глаз неожиданно веет чем-то настолько мучительно-жутким, что я готов отпрянуть, а рука невольно сжимает винтовку… Лишь усилием воли остаюсь на месте, не шевелясь. Да что с тобой, Павел Иванович? Ты ли это вообще?!.

— Каждую нынешнюю секунду, господин Смирнов, в Отчизне, которой служу всем сердцем и жизнью, происходят необратимые разрушения… — смотрит он на меня в упор. — Множась, будто трещины в ногах глиняного колосса… — При этих словах я вздрагиваю. Гипнотизируя меня, Мищенко продолжает: — Стоит этим трещинам преодолеть критическую грань — колосс обречен, Вячеслав Викторович. Пусть он и держится с виду бодро, как ни в чем не бывало. Любое малейшее сотрясение, и…

Артиллерия за окном бьет беглым огнем уже минут пять, без перерыва. И именно в этот миг, после очередного дружного залпа, к звукам боя добавляется новый, доселе не слышанный здесь глухой ропот. Быстро растущий и силящийся.

— Ура-а-а-а-а!.. — перебивая звуки боя, доносится снаружи. Не просто «ура», а множественное и цельное, со всех сторон.

— Сбили! Так их, окаянных!.. — громкий ликующий крик.

Забыв об осторожности, оба мы тут же оказываемся на ногах, приникнув к амбразурам окон.

Огромной каменной стены депо больше нет. Вперемешку с пылью ветер разносит гигантские клубы дыма над грудой обломков. Похоронивших под собой добрую часть защитников этой самой стены… Глаза невольно пытаются отыскать тот бугор с педантичным японским солдатом — тоже ведь был под ее защитой! Но куда там… Все завалено!

Мало чем можно меня зацепить после событий последних двух месяцев. Тонущие броненосцы, гибнущие друзья, пули, осколки снарядов… Свои, мечтающие тебя убить, и чужие, вызывающие уважение доблестью. Но зрелище подобного разрушения невольно цепляет торжеством единовременной смерти столького количества врагов.

— Вот вам и прямая аналогия, господин поручик… Не находите параллелей? — Быстро высунувшись наружу, Мищенко изо всех сил свистит двумя пальцами в рот: — И немедля, двинули!.. Штыки примкнуть, с собой взять всю имеющуюся взрывчатку!.. Вредить котлы, взрывников — прикрывать!.. Четыре конных роты на подъездные пути, пусть закроют дорогу у рощи! Пошли, пошли, хлопцы!.. Сергей Игнатьевич, башню насосную видите?.. В версте, вон же?.. Как же нет?.. — Забыв об осторожности, прыжком вскакивает он на подоконник, становясь в оконном проеме в рост. — За зеленой крышей… Попробуйте сбить артиллерией, пока ворошим депо… Ох…

Отвалившийся кусок стены за спиной разлетается о пол. Запоздалое чувство опасности мгновенно заставляет меня, схватив его подкашивающиеся ноги, сильным рывком сдернуть генерала с окна. Будто со стороны я наблюдаю, как фигура Мищенко безвольно валится ничком. А я, что-то крича, стараюсь удержать, поймать этого близкого себе человека. Пусть он упадет на меня, только не расшибется и не ударится!!!

Пытаясь удержаться и не уронить его, я заваливаюсь на спину.

Искры из глаз, в затылок будто въезжает паровоз… Сознание тускнеет, заставляя обмякнуть тело… Единственная мысль не дает разуму отключиться: куда попало?!.

Вскочив на четвереньки, замираю от страшной мысли — Мищенко лежит лицом вниз, неестественно раскинув руки.

«Нет, не может быть… Так не бывает!..»

Дрожащими руками осторожно переворачиваю тело на спину…

«…Не может это государство быть обречено… Не… Откуда этот страшный рок?.. Люди, которые что-то для него создают…» — Ком подымается к горлу, выдавливая влагу из глаз… Стой, нельзя! Быстро наклоняюсь.

Одежда в пыли и извести — я все же не удержал до конца, и он прокатился по полу. Глаза закрыты…

Громкий топот и крики на лестнице.

«Куда… Вошла… Пуля?!.» — лихорадочно стряхиваю пыль с его кителя. Ткань на груди цела… Голова… Внутри все опускается — темное мокрое пятно чуть выше левого глаза, быстро расползается по лбу…

Неумело нащупываю на шее артерию — наверное, надо так?.. Приподымаю затылок… Уже не сдерживая эмоций — обильные слезы катятся градом, струясь по лицу.

Отвернувшись в сторону, подымаю лицо вверх, в пустоту… В голову — это все. Что в девятьсот пятом, что в две тысячи хоть тридцатом… Не хочу, не смогу видеть мертвым этого человека… Кто дал вам право решать, кому жить, а кому…

— Душите никак?..

Чего?..

В ту же секунду несколько офицеров врываются в комнату, окружая нас плотным кольцом. Кто-то бережно перехватывает у меня его голову, придавливая рану марлей, кто-то уже кричит в окно санитаров…

— Тише, тише, господа… — Опершись на локоть, Мищенко вертит головой. Недовольно отодвинув руку с бинтом, угрюмо косится в мою сторону. — Посмотрите для начала, что там хоть… По моим личным ощущениям — чиркнуло вскользь… — Вновь отодвинув бинт, ощупывает голову.

— Так и есть, ваше превосходительство… Краем зацепило! — радостно басит штабс-капитан в форме пограничника. — Воды дайте!.. — оборачивается назад с безумными глазами.

— Ваше превосходительство, лежите!..

— Вставать никак нельзя, доктор уже рядом!..

Несмотря на протесты, генерал усаживается на полу, тут же повернувшись к капитану:

— Сергей Игнатьевич, так что там с насосной вышкой?.. Артиллерии не слышу!.. Я ведь не оглох, хоть в ушах и звенит!.. А ну, к орудиям!.. — И уже вдогонку убегающему, тише: — Объявите войскам… Что я жив, если кто похоронил раньше времени, и ничего серьезного… Штурм продолжать, на меня не отвлекаться!

Вбегает пожилой офицер с красными крестами на погонах. Уверенно раздвигая присутствующих, тревожно нагибается над раненым:

— Ну-с, Павел Иванович… — Морщась, быстро открывает чемоданчик с инструментом. Первый же артиллерийский выстрел с улицы сдирает с потолка новую порцию былого ремонта, осыпая всех известкой. — Ай-яй-яй… Обещали ведь мне самолично!.. — ощупывая края раны, протирает генералу лоб.

— Господин Ануфрович, давайте уже по делу…

— А раз по делу, Павел Иванович, то… — Доктор грозно поднимает голову. — Освободите, господа, помещение, и продолжайте ваш штурм! Не мешайте работать!!!

Уже на лестнице меня останавливает генеральский голос:

— Господин поручик, вас приказ нашего доктора не касается. Не забывайте об адъютантских обязанностях!..

— Ждать у входа снаружи… — через плечо бросает мне Ануфрович. — Пускайте только санитаров!

Прислонившись к шершавой дверной перекладине, скрестив на груди руки, я бессмысленно кручу в руке деревянные четки — подобрал на лестнице, пока спускался. Кто-то из местных обронил, видимо… Несколько подбрасывающих движений кистью, и связка шариков перемещается вверх между пальцами… Пара откидывающих пассов, и древняя забава уже вновь у мизинца, плотно зажата безымянным. Привычка осталась из девяностых, когда школу можно было запросто перепутать с зоной — все пацаны вокруг вертели, считалось, что круто. Вот и помнят руки, не забыли…