Третья звезда - Валерий Фурса Страница 48

Ему нравились сами плосколицые, которые дружно становились к любой работе и не бросали ее, пока не добивались необходимого им результата. Ему чрезвычайно нравились все пришельцы. Особенно одна из них. Которая так старательно и терпеливо учила этих дикарей, пытаясь облегчить их существование и уберечь их от угроз внешнего мира. Но как ни хорошо ему было у плосколицых, спустя некоторое время он начал грустить по своей Долине, по местам, где все ему было до боли знакомо и где он желал оставаться до конца своих дней.

Правда, Эола обещала, что когда-то они снова вернутся сюда, и Гор снова будет жить в своей Долине. Но когда это еще будет! И будет ли вообще?…

Ему очень хотелось увидеть планету Эолы, о которой она столько ему рассказывала. Хотелось пройтись по ее лесам и полям, посмотреть на ее города и заводы, вдохнуть полной грудью ее воздух и почувствовать ласковое касание морской волны. Все это его очень интересовало. Но одно обстоятельство почему-то сдерживало его. Гору было стыдно признаться, но ему страшно не хотелось натаскивать на свое тело никакой одежды, особенно – космический комбинезон и шлем.

Хотя он уже насмотрелся на чужие шкуры, которые постоянно носили плосколицые, хотя ему и самому одевали кусочки такой шкуры на раненное плечо, и с ней он чувствовал себя довольно удобно. Но, все же, его еще что-то сдерживало. Не хотелось! Не хотелось ему полностью влезать в чужую шкуру… Своя собственная ему больше нравилась. Он хорошо понимал, что именно этим упрямством он больше всего и напоминает представителя своего родного Племени, и уже даже тем не совсем выгодно отличается от плосколицых, которые были готовы с радостью воспринимать от пришельцев все новое, которое только те готовы были им предложить.

За день до отлета Эола таки уговорила Гора лететь с ней. Впервые за время их знакомства он увидел, как из ее глаз скатилось несколько слезинок. Гор и раньше знал, что такое слезы. Ему и самому не раз приходилось плакать в детстве, когда ему было больно от побоев взрослых самцов. Он знал, что слезы появляются от боли. Но чтобы они появились просто так! Значит, у Эолы что-то болит!

– Не обращай внимания, Гор! Это от того, что мне жалко расставаться с тобой, – тихо ответила она на его вопрос. – Это от того, что из-за каких-то скафандра и комбинезона нам, возможно, не придется больше увидеться…

Гору было очень страшно одевать другую шкуру и другую голову. Ему было жалко оставлять свою родную Долину и лететь в неизвестность. Но еще больше ему не хотелось видеть эти искренные слезы на таком красивом лице Эолы. Радостным, улыбчивым, даже сосредоточенным или сердитым это лицо ему нравилось куда больше. Эти слезы стали последними каплями, которые растворили все его сомнения и недоверие к незнакомому. Это они, чистые и невинные, вынудили его еще раз присмотреться к своему собственному эгоистическому «Я» и почувствовать себя нужным кому-то еще, кроме него самого. Эти слезы так взволновали его, что он впервые за время их знакомства решился крепко обнять Эолу. Она тихо и доверчиво прижалась к его могучей груди. Будто в поисках защиты от какой-то неведомой опасности.

– Я полечу с тобой, Эола! – неожиданно для себя самого заявил Гор. – Я одену чужую шкуру и чужую голову, и полечу с тобой на твою планету. Только бы никогда не видеть слез в твоих красивых глазах.

Услышав эти, такие непривычные в устах Гора, но такие давно ожидаемые ею, слова, Эола еще крепче прижалась к нему и заплакала еще сильнее. Это так поразило невозмутимого дикаря, что он аж встрепенулся.

– Как? Ты снова плачешь? Ведь я согласился лететь с тобой!..

– А эти слезы – от счастья! Я люблю тебя, Гор! Теперь я счастлива, что ты согласился лететь с нами. Разлука с тобой была бы очень трудной для меня. Мне не пристало говорить тебе такие слова, но, боюсь, что от тебя их не дождешься никогда. Наверное, ты так и останешься дикарем, хотя и таким симпатичным. Душа твоя еще не скоро засветится светом знаний. Сердце не скоро вздрогнет от трепетно-неуловимого чувства. Хотя, как мне кажется, я тоже не безразлична тебе. Или, может, я ошибаюсь?… Да и знаешь ли ты, что такое счастье, Гор?

О-о! Гор знает, что такое счастье! Счастье – это когда ты влюбленными глазами смотришь на свою любимую Долину, когда ты в себе чувствуешь силу сделать что-то полезное для других, когда ты независим в своем выборе и никто тебя не использует в своих корыстных целях! Счастье – это быть рядом с этой симпатичной самкой и чувствовать, что она тоже рада быть рядом с тобой.

Теперь Гор тоже сделал свой выбор. Правда, на этот раз на него повлияло желание Эолы. Повлияли ее немая покорность и ее чистые слезы. Но ведь она не принуждала его, не настаивала, не сопела сердито, как это когда-то делал Бир. Не топала неистово ногами, что было так свойственно почти всем самкам Племени. Гор справедливо считал, что это важное решение он принял сам. Теперь он был счастлив тем, что разлуки с этой симпатичной путешественницей из далекой звезды не будет.

В тот день они в последний раз полетели в Горову Долину. Будто понимая, что разлука с ней будет очень долгой и что он, возможно, уже никогда не увидит эти до боли знакомые и родные места. Гор хотел побывать всюду: и там, где он еще ребенком бегал по ручьям и лугам, и в тех пещерах, где дети Племени прятались когда-то от Большого Хара, и там, где Племя так удачно охотилось на Гну, и во многих-многих других местах, которые были памятны ему значительными событиями его жизни. Эола молча слушала Гора. Ее гравилет, будто гигантская бабочка, прыгал по просторам Большой Долины, давая Гору возможность вобрать ее всю в свое сердце.

Одно поразило Гора. То, что одноплеменники встретили его совсем безразлично. Будто не он постоянко выручал их во времена бед и невзгод, не он находил уютные пещеры и новые охотничьи угодья, не он содействовал развитию Племени в его пассивном стремлении к новым знаниям.

Гор с досадой еще раз убедился в том, что плосколицые, среди которых он жил в последнее время, намного интересней и надежней, чем дети его родного Племени. Его вовсе не утешало то, что среди своих он был чуть ли не самым лучшим, хотя Племя и не желало признавать этого. Ему было искренне жалко этих людей, которые не смогли бы выжить за пределами Большой Долины, и он был благодарен Небесному Отцу за то, что он высокими горами отгородил Племя от невзгод внешнего мира.

Попрощавшись с Большой Долиной, они вернулись на звездолет. Гор смело вошел в звезду, готовый к новым испытаниям и к новым встречам с неизвестным.

После выполнения всех команд капитана Визима звезда тихо завибрировала и как-то совсем незаметно поднялась в воздух. Гор прилип носом к иллюминатору, осматривая окружающие пейзажи и мысленно прощаясь с Матерью. Его могучий торс теперь плотно облегал космический комбинезон. На его собственной голове красовалась другая, круглая и прозрачная голова, сквозь которую он, к его огромному изумлению, мог и слышать, и видеть все так же выразительно, как если бы он был без нее. Он знал, что она, эта вторая голова, называется шлемом. Но называть ее второй головой ему больше нравилось.

Но самым главным и удивительным было то, что он не чувствовал никаких неудобств от натянутой на него другой шкуры. Он даже мысленно укорял себя за то, что так долго упирался и не соглашался на уговоры Эолы.