Я клянусь тебе в вечной верности - Мария Сакрытина Страница 48

– Не хочу, чтобы ты умирал.

Я наклонился, поймал её руку. И неожиданно даже для себя спросил:

– А если ты поедешь со мной?

Девушка моргнула. Настороженно глянула на меня.

– Зачем?

Я сжал её пальцы.

– Что, богине не след якшаться с простыми смертными?

Она удивлённо распахнула глаза. Повернулась, посмотрела на волка, потом на деревню.

– Хорошо. Только не называй меня больше богиней.

– Как прикажешь, моя госпожа, – усмехнулся я, поднимая и подсаживая её в седло.

Бурыш заволновался, захрапел, и даже когда я погладил его меж ушей – раньше он всегда успокаивался, а сейчас дрожал так, точно рядом стая волков бродила.

– Он мне не доверяет, – грустно вздохнула Элиза, прижимаясь ко мне.

– Глупости, – отозвался я, подбирая поводья.

Волк тенью побежал за нами следом, и я даже не удивился.

– А куда мы поедем? – выдохнула какое-то время спустя Элиза, обхватив меня за пояс. От неё волнующе пахло чем-то южным, пряным, женским.

– В Пчелиную Заводь. Мой, – я запнулся, – дом.

– Хорошо, – девушка помолчала, словно прислушивалась. – Но, может, тебе лучше сначала заехать к другу? Он волнуется.

Рэй! Ну конечно!

– Рэй? – отозвалась Элиза. – Рэйан… Боттер?

Я обернулся.

– Богиня… ты читаешь мои мысли?

Элиза моргнула и несильно шлёпнула меня по щеке.

– Не называй меня богиней!

И засмеялась мгновение спустя в унисон со мной.

Не знаю, о какой смерти она говорила, – в деревне было совершенно тихо. Только собаки завыли в унисон – стоило нам подъехать. Хотя чему тут удивляться – волколак бежал рядом с конём, не обращая на вой никакого внимания. А вот его-то собаки, конечно, чуяли.

Я хотел остановиться на ночлег в доме старосты – ничего такой дом, даже двухэтажный, украшенный затейливой резьбой, воздающей славу Триксу. В таком даже моей богине не стыдно было бы на крыльцо ступить. Но Элиза сжала мою руку.

– Не нужно. Поедем… поедем к тебе домой.

Я удивлённо оглянулся – у неё холодная была рука. Замёрзла? Я накинул на неё ещё и мой плащ – порванный и заляпанный кровью – за что мне было перед ней стыдно, – но тёплый.

– Мой дом далеко. Ты устанешь.

Тёмно-серебристые глаза в свете луны глянули на меня из-под разметавшихся по плащу чёрных волос.

– Отвези меня, Ланс, – шепнула она, и я покорно пришпорил коня.

Собаки заткнулись, стоило нам чуть отъехать. Ну точно волколака чувствовали.

– Меня животные не любят, – шепнула Элиза, прижимаясь ко мне – тёплая, маленькая, волнующая. – Прости.

Я усмехнулся.

– Они не любят твоего волка.

Богиня тихо рассмеялась.

– Он – это я.

Тогда я не обратил внимания. Да, конечно, моё поведение вообще было преступно невнимательным. Она же не скрывала ни того, кто она, ни своих способностей. Но я вбил себе в голову тогда эту богиню и ни о чём другом не думал. От неё веяло чем-то… неземным, волшебным, божественным. А я никак не мог подумать про чародейку – у нас в армии про неё такие слухи ходили, иные байки про волколаков и демонов добрыми сказками покажутся. Когда южный чародей ни с того ни с сего срывался и оставлял армию, у нас говорили, что это его кумушка-чародейка угрожает сожрать Овидстан вместе с королём. Кто-то особо впечатлительный даже видел на горизонте всполохи – дескать, чародеи сражаются. И если описывали чародейку, то обязательно скрюченной одноглазой уродиной с бородавчатым носом крючком… А не хрупкой девушкой-северянкой с наивным взглядом и грустной улыбкой. Такая могла быть только богиней – так я думал.

Она спала почти всю дорогу – я слышал мерное дыхание за спиной. И всё боялся, что она упадёт, но тонкие пальчики крепко держались за мой пояс. А её волколак даже не отстал ни разу. Ну точно демон.

В Пчелиную Заводь мы прискакали неожиданно быстро – у меня периодически кружилась голова, Бурыш храпел, но бежал, и местность вокруг менялась странно. Теперь я понимаю: Элиза просто открывала порталы. А у меня тогда голова другим была забита: её руками на моём поясе, её головой на моём плече, её грудью, мерно вздымающейся в такт дыханию и прижимающейся к моей спине… Нет. Мне было совсем не до того, чтобы следить за дорогой.

В Заводи опекуна не оказалось, да и меня-то слуги не ждали. А уж тем более со спутницей. Но, конечно, никто виду не подал – у сэра Джереми вышколенные были слуги. Хотя мы-то с ними всегда помнили, каким меня в этот дом привезли, но теперь я был наследником, так что со мной даже дворецкий общался почтительно.

Сонную Элизу я отнёс в женские покои, спешно прибранные. Волк, распугав всех гончих сэра Джереми и вызвав грандиозный переполох на псарне, спокойно и совершенно не по-волчьи влез в окно и растянулся на кровати. Элиза тут же зарылась носом ему в холку, и мысль выгнать это чудовище из её спальни у меня мгновенно улетучилась.

Через час суета улеглась и дом заснул – была глубокая ночь. Я наконец поужинал и ещё немного промаялся: сна не было ни в одном глазу. Я решил написать Рэю и только потом немного задремал.

Разбудил меня лёгкий шорох шёлковой рубашки.

Элиза сидела на краю дивана, где я заснул, и, наклонившись, зачарованно смотрела на меня, теребя завязки рубашки. На шее у неё мелькнуло что-то серебряное, изящное, но я не обратил внимания. Какое там, я пытался понять: это сон и надо ли мне сдерживаться? Только и смог, глядя на неё, хрипло спросить:

– Вам не спится, госпожа?

Она покачала головой и прижала указательный палец к моим губам. И я всё-таки не выдержал и поцеловал – сначала этот пальчик, потом всю руку…

Если бы она не пришла сама, у меня бы и мысли не было… с ней… так. Я же считал её богиней. И даже если раньше понравившаяся мне леди быстро оказывалась в моих объятиях, с ней это было бы кощунством, за которое я никогда бы себя не простил.

Впрочем, всё было и не так, как с леди, или служанками, или крестьянками. Она была другой. Таких, наверное, на юге зовут гуриями – невинные, но опытные. Она была даже лучше – робкая и тут же жаркая, гибкая и опасная, игривая, как огромная ластящаяся кошка. Её царапины на моих плечах потом долго заживали.

Одно могу сказать – у меня было много женщин и до неё, и после. Но эту нашу первую ночь я помню до сих пор. И в глубине души она навсегда останется моей маленькой богиней – синеглазая, любимая, родная Элиза.

* * *

(Из записок Элизы Северянки)