Казаки в космосе. Атаман Альтаира - Алексей Ракитин Страница 48

– Ну, что, шеф, ты спешишь ко мне? – услышал я в наушниках самодовольный голос Константина. – Что-то я не вижу в монитор твоей криволапой фигуры…

– Братанга, ты снова сел не там, где надо. Я просил передвинуть корабль на триста метров западнее, а не на четыреста и не на пятьсот, – ответил я, стараясь не выказывать нараставшего раздражения.

– Хорошо, шеф, скажи мне кратко: на что ориентироваться!

– Тут на заднем дворе бассейн мраморный!

– Тут у всех бассейны на заднем дворе.

– Он округлый. Ну, то есть овальный!

– Тут у всех округлые бассейны. Ни одного квадратного!

– Ладно, плевать на бассейн. Поищи дом со стеклянной крышей. Стекла, разумеется, уже осыпались.

– Тут у всех дома со стеклянными крышами. И, разумеется, уже без стекол!

Высота «Фунта изюма» – почти семьдесят метров. Понятно, что обзорные камеры в его носовой части охватывали обширную территорию. Думаю, Костя мог видеть одновременно пару десятков домов к востоку и западу от места посадки.

– Вот что, Костяной! Я тебя вижу, ты рядом! Взлетай и садись на соседний участок к востоку.

Снова взревели двигатели, и я взял Натс за руку, давая понять, что следует отойти от стеклянных дверей. Мы спрятались за стеной. Я снял свою носогубную маску и подал ее Натс. Она что-то выкрикнула, но из-за рева двигателей непонятно, что именно. Наверное, спросила: «А как же ты?» Я только рукой махнул. Чего мне бояться! Мои штрипки воняют много гаже выхлопа прямоточного двигателя…

Потоки горячего воздуха с примесями отработанных газов ворвались в дом. Я задержал дыхание, пока не смолк рев, после чего выглянул во двор.

Воздух не выбил двери, а просто их распахнул, заклинив в крайнем положении. «Фунт изюма», растопырив шарнирные ноги-опоры, стоял прямо передо мной, опустив дюзы в мраморный бассейн. Понятное дело, воды в бассейне уже не было, а мрамор закоптился до черноты. Вся икебана и бонсай на заднем дворе исчезла – ударная волна разметала неведомо куда всю растительность и намела подле валунов барханы песка.

Вот и славненько.

– Костяная Голова, ты – лучший! – похвалил я. – Спешу к тебе с девочками! Опускай пандус!

Я имел все основания беспокоиться относительно того, выживет ли моя пленница с отстреленной рукой. Стартовая перегрузка могла убить ее. Однако, к моему немалому удивлению, женщина осталась жива. Робот-реаниматор взялся лечить ее и даже пообещал восстановить руку, привив генетически близкий зародыш. Для последней операции следовало провести кое-какие анализы, составить полную генетическую карту и раздобыть либо вырастить в особой камере необходимый исходный материал, но ничего принципиально невозможного в подобной реконструкции не было.

После благополучного выхода на траекторию полета к точке рандеву с остальными членами моего куреня пришло время заняться собой. Для Натс это означало принять душ, одеться в чистое, выпить шампанского и познакомиться с Константином. Для меня – почти то же самое, за исключением последнего пункта.

Я спустился на палубу «Три-А», посмотреть, как события последнего времени отразились на самочувствии Лориварди Гнука.

Тот плохо выглядел…

Я полил его водой из шланга, сунул сквозь прутья клетки пакет с переменой белья, также дал бутыль питьевой воды и поддон с саморазогревающейся пищей.

– Господин Йопи-Допи, позвольте мне умереть! – запричитал пленник. – Я не могу тут находиться! Ваш бортовой компьютер читает мне напролет Библию и ведет разговоры только на теологическую тематику… Разрежьте меня лазерным резаком или покажите пару порнографических фильмов!

Я осуждающе молчал, он поспешил добавить:

– Хотя бы пару эротических! Ну, или хотя бы с эротическими фрагментами… Я уже стал забывать, как это там у женщин выглядит… Да и у мужчин тоже…

– С этого момента станешь получать бром, – пообещал я.

Лориварди Гнук упал на колени. Долгим печальным гулом отозвался палубный настил.

– Тогда лучше выбросьте меня живьем в космос! Лучше умереть от глубокого вакуума, чем от нереализованных сексуальных фантазий.

– Легкой смерти ищешь?! – я недобро осклабился (я умею это делать). – Не выйдет! Довожу до твоего сведения, что я являюсь куренным атаманом Донского Казачьего Войска. Слыхал о таком?

Ответом мне послужил горький всхлип.

– Так вот, сегодня здесь, на борту корабля, состоится выездная сессия Казачьего Суда. Будет заслушано дело о попытке умышленного и особо злонамеренного убийства, которое ты предпринял на планете Баунти. Желаешь знать, что по законам Донской Степи полагается за умышленное убийство наказного атамана?

– Вы же сказали, что вы – куренной атаман… – проблеял Гнук.

– Наказной атаман – выборная должность. А курень – подразделение, которым он руководит. У нас анархия, все должности выборные, понял?! Тотальная коррупция, свобода пьянства, уважение прав собственности и всеобщее уважение прав личности – вот принципы нашего общества.

– И какое наказание у вас за… за… вот то, что вы сказали? Пять лет на электрическом стуле?

– Малой кровью хочешь отделаться?! Наказания тебе положены такие: либо фрагментарное расчленение заживо, либо передача в качестве учебного пособия в медицинскую школу для анатомирования живьем. Наказания предлагаются на выбор. А вот если бы я был сечевым атаманом, то тебя бы…

Звучный хлопок бесчувственного тела Лориварди Гнука о палубу сделал продолжение нашей беседы бессмысленным.

Что ж, начало реализации моего плана по розыску «торпиллера» можно счесть вполне успешным.

Я поднялся в пост управления вместе с Натс и бутылкой ледяного шампанского. Константин Головач, первоначально настроенный весьма против нее, расплылся в блажной улыбке и провозгласил тост:

– Наташенька, за наше неожиданное знакомство… и ваши чудесные глазки! Эх-ма, сущий омут! И чего там наш атаман наговаривал на вас?

Шельмец!

Подлетное время «Фунта изюма» к точке встречи с «Наварином» и «Туарегом» составило почти шесть часов. За эти часы Константин безудержно пытался развеселить новую знакомую – открывал бутылки бровью, многословно рассказывал о своем увлечении игрой на электронном сапоге и, перебрав «Слезы новобранца», исполнил баллады собственного сочинения. Назывались они «О заледеневшем герое» и «Недожитой жизни». Их всего было две…

После тотального осмеяния пятнадцать условно-земных лет назад Константин забросил написание стихов. Теперь же тряхнул стариной. Его электронный сапог выдавал резавшие слух фистулы, а луженая глотка изрыгала жутко фальшивые рулады о мужественном воине, бесстрашно показавшем враждебному инопланетянину перед смертью голый зад и фигу:

И долго смотрел шестиглазый гад

В шестикулярный перископ