Русский хан - Владимир Лошаченко Страница 48

– Молодецкая дурь, похвальба, кураж – все в одном флаконе, – любимая присказка Скуратова.

Я развернул сверток: внутри лежал кинжал – не оружие, а произведение искусства. Рукоять, с большим рубином в навершии, обтянута шершавой кожей, голубоватое обоюдоострое лезвие, сорок сантиметров длиной, не имело клейма мастера. Именитые матера частенько так делали – их работу и без клейма все знали. На полугарде золотая вязь на арабском, ножны отделаны зеленой эмалью с золотым рисунком – знатный подарок.

Муса пояснил:

– Снял с большого монгольского начальника. Я поднял кубок:

– Предлагаю выпить за холодную голову в бою.

– И за горячее сердце, – поддакнул Карчи.

– А также за чистые руки, – добавил Семен. Мы втроем заржали, остальные лишь удивленно переглянулись.

Откуда местный люд может знать девиз чекистов?

Вино делало свое дело – коллектив раскрепощался на глазах. Семен азартно «тер» по ушам Екатерине, а шаман вставлял едкие реплики. Людмила, наблюдая за ними, откровенно веселилась. Детвора гонялась за тиграми, а башкиры вдруг начали бороться. Кстати, вино они пили наравне с нами, у многих нет запрета на данный напиток. Лишь небольшая часть башкир подалась в ислам. Основная масса делилась примерно пополам – православные и язычники. И ничего, мирно уживались. Ильяс, доселе смотревший, с интересом на возню своих темников, неожиданно спросил:

– Скажи, Владимир, ты специально сберег башкирские тумены?

– Да, вопросик. Так уж получилось. Видишь, Ильяс, башкиры очень редко делали набеги на Русь. Ты меня, надеюсь, понял.

Ильяс ощерился.

Подали уху из только что пойманной стерлядки, выпили под нее, и я объявил танцы. Василий прибавил звук. Я пригласил Людмилу, Семен – Екатерину. Танцевали танго.

– Людочка, не пора ли нам отдохнуть от застолья?

У девушки в глазах запрыгали знакомые бесенята, и она согласно кивнула. Мы отправились в дальний шатер, дернувшихся телохранителей я осадил:

– За нами Сынок присмотрит.

Успокоенные Федор с Петром отступили. Сынку, прибежавшему на мой свист, поставил задачу – лежать у шатра и никого не пускать. Оставшись одни, бросились друг на друга. Людмила прошептала:

– Я тебя постоянно хочу, просто наваждение какое-то, мне так хорошо с тобой.

Не тратя лишних слов, принялся срывать с нее одежду – девушка тихо засмеялась. Упав на ковры, нетерпеливо вошел в нее, целуя упругую грудь с торчащими розовыми сосками. Людмила застонала, ее тело выгнулось дугой. Дальнейшее я помню плохо. Когда пришел в себя, девушка была в обмороке.

Чудак я на букву «м», совсем мозги заклинило. В темпе привел ее в чувство – большие глаза смотрели на меня с некоторой долей ужаса и восторга.

– Как твое самочувствие, дорогая?

Она поцеловала меня:

– Ты сумасшедший, довел девушку до обморока, а затем интересуешься здоровьем. У меня нет слов, я люблю тебя, – Людмила высказывалась несколько сумбурно, но это ничего, главное – жива, здорова.

– Поспи немного, милая, – я провел ладонью над ее головой, и она сразу уснула, по-детски свернувшись калачиком.

Я прикрыл пепельноволосое чудо шелковым покрывалом, оделся и вышел наружу.

– Сынок, посторожи пока, пусть княжна поспит.

Между тем, веселье достигло апогея, магнитофон выключили, народ пытался петь что-то невнятное. Сидя за столом и попивая холодный квасок, я пробовал определиться с дамами своего сердца, и ничего не получалось. Наш уважаемый канцлер Карчи, мирно дремавший на плече у невесты, внезапно вскочил и заревел во все горло:

Мы красные кавалеристы,

И про нас

Былиники речистые

Ведут рассказ:

О том, как в ночи ясные,

О том, как в дни ненастные

Мы гордо,

Мы смело в бой идем.

Затем чинно поклонился, пробурчал:

– Благодарю за внимание, – и, упав на подушки, захрапел.

Присутствующие полегли от хохота. Катерина только беспомощно развела руками, мол, что с него взять. Я кивнул слугам, те шустро утащили шамана в ближний шатер – устал человек. Мне вдруг захотелось помузицировать, не зря говорят – дурной пример заразителен. Осторожно вошел в наш шатер – лапушка моя спала, положив ладошку под щеку. Я сел за компьютер и погнал программу, замелькали сводные таблицы и списки. Ага, нашел искомое, и как раньше не догадался сюда влезть. Одна секунда, и синтезатор выдал мне шикарную концертную гитару марки «Кремона». Посмотрев дальше по списку, понял – у моих гвардейцев будет свой духовой оркестр.

Скуратов, увидев диковинный для здешних мест инструмент, пытался его цапнуть, но получил дулю.

– Встаньте в очередь, гражданин, – стервозным голосом кондуктора осадил я его. Настроив гитару сказал:

– Давай, Сеня, нашу.

Он подсел ближе, и мы запели:

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны,

А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна.

Не нужен мне берег турецкий,

И Африка мне не нужна.

Когда допели песню, у раздолбая по жизни Семена, заблестели глаза. У меня, наверное, вид был не лучше.

– Владимир, братка, давай выпьем – пошло оно все на хрен.

– Давай, Сеня, двое нас на всю округу.

– Да нет, хан, трое.

– Если бы. Она скоро отбывает на родину.

Мы выпили, и на меня навалилась такая жуткая тоска по дому – захотелось завыть по-волчьи или дать кому-нибудь в морду.

– Попали мы, Сеня, на конкретную засаду. Нет назад хода, значит, будем стоять до конца.

– Эт точно, – подтвердил Скуратов.

Дали мы с ним копоти, в смысле, устроили небольшой концерт. Послушать и увидеть столь невиданное зрелище сбежались все, включая охранников, свободных от дежурства.

Затем я передал гитару Семену – он, кстати, неплохо владел инструментом.

– Сеня, давай «Цыганочку» с выходом.

И Сеня дал.

Эх, давненько я под цыганщину не плясал! Ко мне присоединилась выспавшаяся Людмила – она плясала замечательно и на вполне профессиональном уровне. Мы так завели народ, что в пляс пустились все, бешеный ритм «Цыганочки» и мертвого поднимет. Хорошо шаркнули по душе: человеку иногда полезно расслабиться, отвлечься, да просто выпустить пар. Внезапно обнаружил отсутствие ребятишек:

– Василий, дети где?

– Дык вон, в тенечке спят.

Я обернулся и увидел их спящими на боку тигрицы. Сынка не было – видимо, охотился.