Книга сияния - Френсис Шервуд Страница 48

Под бдительным взглядом служительницы, которая следила, чтобы женщина не поскользнулась и не упала, после тщательного очищения Рохель из первого помещения переходила в саму микву, спускаясь по нескольким ступенькам, а затем полностью погружаясь в воду Ей нравилось оставаться под водой, как можно дольше сдерживая дыхание, а затем, резко толкаясь от пола бассейна, с мощным всплеском выпрыгивать на поверхность. Рохели ужасно хотелось немедленно броситься назад, от души барахтаться, брызгать водой изо рта. Но нет. Она взяла себя в руки и степенно, как ей подобало, еще дважды погрузилась под воду.

Киракос, лукавый врач императора, уже рассчитал ее цикл. Каждый месяц он с тревожным предвкушением дожидался прихода молодой женщины на своем наблюдательном посту, пряча руки под мантией. Точно так же Киракос однажды вечером стоял, когда до него вдруг донеслись мощные, буквально сотрясающие землю шаги. Лекарь немедленно бросился в укрытие. Сгибаясь в три погибели за какими-то кустами, Киракос (вот те на!) увидел огромного человека. Такого гиганта он еще никогда в жизни не встречал. Киракос был так поражен, что с трудом удержался от того, чтобы громко выдохнуть или побежать прочь. Это было то самое существо, о котором упоминали при дворе, — глиняный человек, сотворенный раввином. В темноте Киракос не мог толком разглядеть его лицо, зато он в полной мере оценил широченные плечи существа, его длинные руки, свисающие ниже пояса, талию, равную обхвату нескольких здоровых мужчин, и невероятный объем могучей груди. Затем существо, чем бы оно ни было, проковыляло к наблюдательному посту Киракоса, увидело свет, исходящий из двух маленьких дырок в стене, после чего, опустившись на колени, прижало к ним широкую пластину своего лица и внимательно пригляделось.

Рохель еще не вошла в купальню, а по-прежнему намыливала себе груди и раздвигала ноги, создавая горку белой пены на своем женском кустике. Йосель затаил дыхание. Затем Рохель бросила пригоршню пены на лоб служительнице, а та засмеялась, по-детски захлопала шершавыми ладонями. «Господи, прости меня и помилуй!» — мысленно взмолился Йосель. Не скованная юбками, молодая женщина уверенно прошагала по помещению. Сейчас она была подобна мальчику, упивающемуся видом своих рук и ног, наливающихся мужской силой, или воину, что долго упражнялся перед боем и одиноким вечером проверяет свое тело, нанося удары по воздуху, с легкостью парируя воображаемые удары. Восхитительное тело Рохели сияло при свете свечей, и держалась она совсем не так, как за обедом в Шаббат, — сгорбленно, с поникшей головой, стыдливо опущенными глазами. Нет, здесь, в купальне, молодая женщина стояла с прямой спиной, расправив плечи, твердо упираясь ногами в пол, отчего ее ягодицы округлялись. Грудь ее была куда выше, чем казалась под одеждой. Рохель была одновременно царственна, игрива и грациозна. Время от времени служительница, явно очарованная и сверх меры усердно ухаживающая за Рохелью, заслоняла обзор. «Уйди же, уйди», — умолял Йосель.

Ополаскиваясь перед погружением, Рохель вылила себе на голову полное ведро свежей, чистой воды. Еще несколько ведер она выплеснула на бока и ноги, убеждаясь в том, что все ее тело полностью отмыто от мыла, и для верности даже довольно нескромно разделяя свои ягодицы. Затем молодая женщина встряхнулась подобно животному, избавляющему от лишней воды свою шерсть. Служительница обернула ее тканью. Рохель исчезла в следующем помещении, сходя в освященную воду. Йосель отвернулся и прислонился к стене гетто, изумленный увиденным.

Все его тело ныло от страстного желания, и в то же время он корил себя, переполняясь раскаянием.

Вскоре Йосель увидел, как Рохель выходит из купальни — теперь уже в своей тусклой одежде и головном платке. Голова ее снова была опущена. Молодая женщина словно бы медлила, проходя по Юденштадту, буквально вжимаясь в стены зданий, а ее походка, так не похожая на танец в купальне, явно стала тяжелее от сомнений. Рохель выглядела так, словно ей хотелось, чтобы земля ее поглотила или чтобы вечер ее унес. Однако клочок неба над Юденштадтом, теперь уже непрозрачный, ограниченный шаткими зданиями, где жили многие поколения евреев, был безразличным, холодным как нож. Сжав губы, Рохель вошла в свою комнату. Йосель, со своей стороны, ощутил, как сжимается грудь, как будто ее сдавили руки еще больше его собственных. Прижав голову к стволу дерева, голем начал размеренно колотить ею о ствол, словно желая сплющить и максимально уменьшить то, что было внутри. Доктор Киракос, наблюдавший неподалеку, понимающе кивнул самому себе. «Итак, чудовище наделено чувствами», — заключил придворный лекарь.