Вернуть себе клыки - Владимир Михальчук Страница 48

Несправедливость и дискриминация? Именно так может спросить кто-нибудь, не знакомый с обычаями нашей страны. Но простите, вы ведь не из нашего мира? Ах, из другого? Тогда не суйте свои грязные ноздри в наши уставы, правила и священное Расписание! Ибо там сказано, что: "ни один чужеземец, который не является кровным родственником или не родился на территории Большого Мира, не имеет прав больше, чем древесная моль…". Валибур и все его граждане всегда правы, если находятся на собственной земле. Все другие миры в счет не берутся – там действуют другие, менее справедливые законы.

Девушка и дальше распространяется о тяжелой судьбе. Как попала сюда, как долгое время училась гадать и предвещать будущее. Как впервые голодовала трое суток и купалась в молоке – обязательный ритуал перед предсказанием. И как предрекла после этого нападение фриссов на Валибур.

– А мне тагда никто не паверил, – всхлипывает пифия. – Сказали, што я страшная и глюпая, никому не нужная дуреха из другога мира!

Пока Эквитей внимает, изредка кивая и издавая утвердительно-вопросительные звуки, я прислушиваюсь к звукам за дверью. Многочисленные шаги потихоньку утихают. Толпа не нашла меня в этом коридоре и потопала вниз. Через пятнадцать минут оперативники возвращаются назад. Они планомерно прочесывают все кабинеты, стучатся в каждую дверь. Видимо, привратники сообщили, что бывший хват-майор и коронованная особа мимо не проходили.

– У вас тут есть герой Валибура? – орет нахальный голос в конце коридора. – Тут его фанаты пришли! Будем поздравлять со спасением мира под номером…

Ему отвечают отрывисто и злобно.

– … а потом засунь туда же своего героя! И не мешай работать – у меня сейчас взбешенные купидонусы разлетятся!

– Извините, – бормочет предводитель "фанатов". Стучит закрывающаяся дверь, десятки шагов приближаются к нам. По соседству поскрипывают магиталлические завесы.

– У вас тут нету?.. – спрашивает толпа.

– Быстрее! – хватаю прорицательницу и рывком подволакиваю к двери. – Скажи, что нас не видела.

– А пачаму, – хитро спрашивает она, хитро поглядывая прищуренным глазом, – ты не хочешь, штобы тебя венчали геройём?

– Не хочу, и все! – шиплю сквозь зубы. – Я всю жизнь с героями сражаюсь, а тут – на тебе.

– Ладна, – улыбается она темно-желтыми пеньками зубов. У меня по коже пробегают перепуганные насекомые. Думаю про себя, а почему это мы с Эквитеем не попали на смену какой-нибудь симпатичной, скажем, авгурки?

– Спасибо, – мило улыбаюсь в ответ.

– Но я тибе в атвет пагадаю, – по тонким губам скользит подобие кривой улыбки. Кажется, именно так перед смертью улыбаются махолорадские жуки. – Ты ведь не аткажешь мине в такой чести?

– Гадай, – соглашаюсь и делаю паузу до тех пор, пока она не отвечает через дверь, что в кабинете кроме нее никого нету. Толпа перешептывается, кто-то говорит, что не пойдет к "этой пифии не за какие коврижки из браарбуусов".

– Она там така-а-ая страшная, – бубнит кто-то.

– Да? – восторженно взвизгивают девичьим голосом. – А можно посмотреть?

– Нельзя! – цыкают на невидимую почитательницу моего геройского таланта остальные "фанаты". – Хват-майор не такой дурак, чтобы переться в гости к самой страшной и странной бабе нашего Управления. Еще нагадает чего-нибудь не того… И тогда поминай, как звали…

– Кого звали?

– Хват-майора, идиот! Идем поищем их на верхнем этаже…

Топот удаляется, оборотни-оперативники, вперемешку с обер и унтер-демонами, рыщут дальше по коридору.

– Так вот, я согласен, – обрываю затянувшуюся паузу и отстраняюсь от девицы, которая почти повисла на рукаве моего кителя. – Но гадать будешь не мне, глубокоуважаемая.

Эквитей не знает, чем заканчиваются подобные ритуалы. Но что-то подозревает. Он с ужасом смотрит на меня. А я уже поворачиваюсь и всматриваюсь в один из стеклянных шаров посреди бесконечного зеленого ковра, из которого, кажется, состоит весь пол кабинета.

– Погадай моему коронованному другу… Он у нас холостой с недавних пор.

Девица, а зовут ее Мария Аннет де Сьюазонн, деланно краснеет и машет Эквитею ресницами. Ну просто воплощение женственности и любвеобильности. Если бы еще не страшная такая…

– Ты ведь знаишь, милок, чем заканчиваетсо гаданиё? – спрашивает пифия.

– Знает он, знает, – яростно киваю и подталкиваю короля поближе к девушке. До сих пор не могу отказаться от желания отомстить монарху. Зачем он меня позорил перед Чердеговским? Пусть теперь расхлебывает!

– О чем? – владыка Преогара испуганно вертит головой и слабо упирается. Но его уже садят в глубокое мягкое кресло, обитое синим велюром. Поскрипывают пружины, потрескивает обивка.

Мария Аннет взмахивает перед собой руками, делает какие-то замысловатые пассы. Некоторое время смотрю, как в кроваво-красном маникюре девицы отражаются дымчатые стены.

Над полом приподнимается исполинский стеклянный шар. Он медленно плывет над досками паркета, перекатывается через изумрудный ковер. Наконец, повисает у самой головы Эквитей, начинает мерцать загадочным лиловым сиянием. Внутри тяжело ворочается дух грядущего. Он что-то бормочет спросонку.

– Ну чего меня будишь опять, проклятая мымра?! – грозно справляется темно-фиолетовая рожа, прильнувшая к прозрачной стенке левитирующего шара. – Опять на принца гадать решила?

– Умолкни! – истерично взвизгивает пифия. – Не то…

Она щелкает пальцами и шар на большой скорости влетает в стену. Вопреки моим опасениям, стенки выдерживают. А вот несчастный дух грядущего со всего маху врезается носом в стекло.

– Уговорила, – гнусавит бедняга, потирая расплющенное лицо. Выглядит он донельзя несчастным. На лиловом лице кое-где угадываются старые синяки и гули. Видимо, девушка не слишком печется о целостности своих подопечных. – Хотя могла и не бить…

– Еще разок? – ехидно интересуется Мария Аннет. – Давай, приступай к работе!

Она садится в позу лотоса (ноги скрещены и странным образом переплетены), грудью опирается на собственные пятки. Пифия закрывает глаза и начинает издавать монотонный вой. Иначе эти "о-о-о-ом-ма-ма-ма-ма-ня-а-а-ом-м-м" не назовешь.

Девица плавно воспаряет над креслом Эквитей, почти усаживается королю на голову. При этом она не забывает по-матерински погладить монарха по лысеющей шевелюре.

– Та-а-ак, – бормочет она. – Эквитей Второй, сын Бандреса Пятого, сына Стусея первого, внука…

Не обращаю внимания на ее пророчества. Меня больше интересует коридор. За дверью слышатся обычные звуки рабочего процесса. Тихо матерятся арестованные вампиры, на нижнем этаже проходит перекличка сонных демонов. Со стороны маленького ресторанчика, – исключительно для оперативников – позванивают столовые приборы и посуда.

Рыжая тем временем входит в глубокий транс. Она водит рукой перед лицом, пальцы ее двигаются, словно перелистывая страницы невидимой книги.