Дорога на Тмутаракань - Олег Аксеничев Страница 47

Ночью же, как все знают, домовые не спят.

Храпуня, измученный многодневной бессонницей, решил пока перебраться за город, на болота, в травяной шалаш подруги-кикиморы. Но та сама явилась нежданно-негаданно, когда зашло солнце.

– Не приютишь ли на время, золотой мой?

Голос кикиморы был как никогда просительным.

– Аль случилось чего?

Храпуня, чтобы не потерять самоуважения в глазах избранницы, заговорил весомо и с легким оттенком недовольства.

– Худые люди идут на город, теплый мой! Отсидеться бы мне… А?

– Наслышан.

На самом деле домовой только сейчас понял, отчего так много работал кузнец Кий в последние дни. Но Храпуня считал, что мужчина всеведущ, как бог, и признаваться в неведении не собирался.

– Что ж, – после раздумья, изображенного для порядку, сам-то он уж все решил сразу, сказал Храпуня, – место найдется. В сарае, при мне, значит. И к воде, любимой твоей, рукой подать. Вона где колодезь – птенец доплюнет!

– Заботливый ты мой! – восторженно прошептала кикимора.

И Храпуня растаял от предсказуемой, но все равно такой дорогой похвалы.

Кикимору, тем более болотную, обычное нападение кочевников на земли княжества напугать не могло. Среди способностей, для людей сверхъестественных, лесной и болотной нечисти дано было чувствовать приближение врага или друга. И кикимора поняла, что с юга на Путивль накатывается зло, во много раз превосходящее все, что люди могли испытать от беспокойных соседей, оставшихся от языческого прошлого.

Абдул Аль-Хазред сильно изменился за последние недели. Казалось, он еще больше исхудал и вытянулся, превратившись в подобие иссушенной солнцем падали, расклеванной стервятниками, которая регулярно попадалась на пути войска Гзака.

Однако доспехи сидели на нем не хуже, чем у прочих, а глаза под низко надвинутом на брови бурнусом отливали матовым тоном. Блеск глаз – свидетельство молодости и горячности. Аль-Хазред, как опытный воин, был спокоен.

Он шел убивать. Это так… буднично!

Смерть пришла за смертью. Магия, многократно усиленная волей Безымянного бога, помогла арабу узнать, где оказалась недостающая страница «Некрономикона», необходимая и желанная для грядущего воскресения Господина безумного Аль-Хазреда.

Много крови должно пролиться в будущих схватках. Это было ценой за могучие и страшные слова, написанные в утраченных строках «Некрономикона» на пергамене, выделанном из человеческой кожи. Написанные человеческой кровью.

Кровопролитие требует новой крови.

Так вот несовершенно устроен наш мир.

Случайно ли?

* * *

Княгиня Ярославна в окружении бояр и воевод стояла на забрале одной из стен путивльского детинца и молча глядела через проем бойницы на бесчисленные дымы, поднимавшиеся с противоположного берега реки Сейм.

– Деревни горят, – тихо сказал кто-то за спиной княгини, и в голосе этом Ярославна почувствовала укоризну.

– Ничего, – сказала Ярославна. – Главное – город отстоять. Спасем Путивль, тогда и отстроим все заново. Не справимся же – восстанавливать княжество некому будет.

– Через реку половцам не перебраться, – сказал один из киевлян, прибывших вместе с Олегом Святославичем. – Господь беды не позволит, отсидимся.

– Гзак не деревеньки зорить пришел, – это подал голос кто-то из местных. – Ему город нужен.

– Ему – город, – подхватила княгиня, – мне же – он сам. Ха-ан!

Не сказала, а словно выдохнула. И лицо окаменело на мгновение, обратившись в маску смерти. С таким лицом, видимо, отец княгини, Ярослав Черниговский, сидя на золотом престоле, подпертом железными дружинами, приказывал казнить бояр, осмелившихся сопротивляться княжьей воле.

– Напрямую через реку Гзак действительно вряд ли сунется, – продолжила княгиня. – Поэтому должно оставить на башнях дозоры, а всех прочих – убрать. Мало людей, каждый вой на счету… Мыслю, что по посаду удар ждать следует, так ли, воеводы да бояре?

– Обычно половцы на город не идут, ждут боя в поле…

– То обычно, ты верно заметил, боярин Знат! Твои же слова повторю: Гзаку город нужен. Приступу быть, где вот только?

– Считаю, с севера! Дозволь сказать, княгиня!

– Говори, воевода Тудор!

– Реку Гзак все равно обойдет, по правую ли руку от города, по левую – гадать не берусь. Теперь сама погляди, княгиня. Вот мы стоим лицом к реке. Справа – большой глубокий овраг, конница не пройдет. Так? Так. Дальше. Слева – ручей, небольшой вроде бы, но стены намыл себе крутые да сыпучие, опять коня не проведешь! Потому и говорю – обойдет Гзак город, с севера ударит!

– Согласны, воеводы да бояре? Тогда порешим так. Дружину конную у северных ворот держать будем, и вам там быть, как прикажу. Ясно?!

Тысяцкий Рагуйла хотел что-то сказать княгине на ухо, но она ладонью остановила старика:

– Знаю, что на языке у тебя, Рагуйла! Но прошу, повремени говорить. Верь – знаю, что творю!

Рагуйла поклонился, не первый раз за последние годы повторив про себя, что непростую жену взял за себя князь Игорь Святославич.

Гзак провел свое войско через брод восточнее Путивля. Путь показал один из немногих бродников, увязавшихся вслед диким половцам. Бродник был родом из этих мест, однажды он оказался уличенным в убийстве односельчанина и бежал в Степь, не желая накликать кровную месть на своих близких. Годы, проведенные рядом со Свеневидом, вымели из памяти этого человека любовь к родине и к родным, но оставили злобу и желание отомстить отвернувшимся от него людям, изгнавшим его от родного очага. Винить в своих несчастьях других – как это естественно для многих из нас!

– Обогнем город и ударим по посаду с северной стороны, – возбужденно говорил Гзак собравшимся вокруг него воинам. – Башня над воротами там наверняка деревянная, утыкаем стрелами с горящей паклей да и высадим створки, если на то будет соизволение духов!

– Уррагх! – кричали в ответ дикие половцы, ничего не понимавшие в осаде и взятии городов, но хорошо чувствовавшие, как близка вожделенная добыча.

– Уррагх! – вторил всем Абдул Аль-Хазред, протискиваясь ближе к хану.

Гзак, словно желая облегчить арабу задачу, коленями сжал бока коня, посылая его вперед.

– Дай слово сказать, великий хан!

– Говори, араб, да помни, как дорого мое время!

И Гзак щелкнул в воздухе зажатой в потной ладони плетью.

– С севера, – зачастил Аль-Хазред, – стены посада действительно слабее. Значит, там нас и будет ждать путивльская дружина…

– Сечи нет, а ты уже струсил? – громогласно поинтересовался Гзак под хохот воинов.

Араб окаменел лицом, но продолжал говорить, словно не расслышал слов Гзака: