Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк Страница 47

– Ты на молодых смотри, я тебе в матери гожусь.

– Для меня ты и есть молодая, а на что ты годишься – это мы еще посмотрим.

– Владимир, ты не дуркуй, на улице ночевать будешь.

В дверь начали стучаться – видно, коляда пришла. Быстро спрятав свой бурдюк под покрывало, чтобы не было лишних вопросов, с несчастной рожей слушал колядки, всем видом стараясь показать, как им хорошо и как мне плохо. Потом они долго угощались, пока не выпили все вино и не съели все, что было наготовлено. С чувством выполненного долга попрощались с Мотрей и со мной. В десятый раз переспросив, что у меня болит, и в десятый раз пропустив мимо ушей мой новый диагноз – одно и то же повторять мне было скучно, – коляда пошла гулять дальше.

Допивать ликер Мотря наотрез отказалась, сославшись на количество уже выпитого вина, прибрала со стола, потушила лучину и ушла спать на кровать. Кровать была достаточно широкая, чтобы поместить двоих, поэтому перебрался туда, железным аргументом пресекая попытки Мотри отправить меня обратно. Мол, там, на твердой и холодной лавке, не засну, замерзну, заболею. А поскольку это ей лечить придется, намного проще меня не прогонять, а дать тут немного погреться, возле ее пышной груди. Ведь мне нужно обязательно разобраться, на что она еще годится.

– И за что мне такое наказание?

– Так это ты не у меня должна спрашивать, а у себя: кто меня в этот мир притащил, тот и должен страдать. Но, как учит нас Святое Писание, «иго мое в радость, и гнет мой легок».

– Не богохульствуй, дурень.

В конце концов Мотре надоело делать вид, что отбивается, и она сделала вид, что нехотя мне уступает, вспоминая раз за разом мою историю про нудного мужика. Врезалось, видно, в память. Мы весело и радостно провели остаток ночи. Правда, я часто называл ее Любкой, тоска и страх, что тосковать нельзя, набегали волнами, рвущими на части, но Мотря веселым смехом прогоняла их и рассказывала, что было бы со мной, будь на ее месте другая.

Иногда мы отдыхали, пили ликер и болтали, рассказывая каждый о своем мире. Я расспрашивал о взаимоотношениях между различными атаманами, сколько у кого клинков и что она рассказала Иллару про меня. Она в основном интересовалась вопросами здравоохранения, поражаясь, с одной стороны, каких успехов достигла медицина в моем мире, а с другой – что люди забыли самые очевидные вещи, известные здесь любой знахарке.

Что-то изменила во мне эта ночь перед Рождеством. Мотре удалось напугать меня. Даже не веря ей до конца, что своей тоской могу навредить Любке, вдруг поверил, что законы мироздания мудрее меня и у меня нет другого выхода: только терпеть и ждать. Меня охватило новое, незнакомое моей упрямой натуре чувство – чувство доверия к мудрости Творца и тихой радости ожидания встречи с любимым человеком. И еще я твердо знал, что дождусь ее.

Мы собрались затемно и поехали в село на праздничную службу, которую должен был давать отец Василий. Пора было наводить с ним мосты. Отношения казаков с церковью были непростыми. Хотя, по некоторым данным, бродники, от которых, как многие считают, и следует вести историю казачества, приняли православие раньше Киевской Руси, официальных епархий в степи не было до шестнадцатого столетия. В походах все обряды проводил атаман, на повседневную жизнь вне походов влияние церкви также было минимально. Долгое время, несмотря на то что православие было, скажем так, официальной религией, среди казаков встречались и мусульмане, и католики, и язычники.

Хотя никакого влияния у отца Василия на светскую власть не было, крови он мог попортить изрядно: простой люд к слову священника был восприимчив, поэтому следовало озаботиться выстраиванием с ним нормальных отношений.

Приехав в церковь на службу, которая вот-вот должна была начаться, первым делом пробрался поближе к Марии и рассказал ей, что со мной случилось. В рассказе пришлось создать произвольную композицию из тех диагнозов, которыми вчера развлекал коляду. Поведал ей, как мне безумно жалко, что не смог с ней вчера колядовать, но теперь все в порядке, Мотря меня подлечила, крепко подлечила. Впереди еще много праздников, и мы наверстаем упущенное.

Короче, выдумывал все то, что девушке приятно услышать, нахально пользуясь ее неопытностью и своей многолетней практикой в выдумывании таких сюжетов. Жаль, что в этом отношении девушки на удивление быстро учатся и очень скоро начинают с поразительной точностью различать действительность и вымысел.

Но пока Мария в перерывах между песнопениями расспрашивала, не обращая внимания на недовольные взгляды отца, – как же Мотре удалось столь быстро и радикально вылечить меня от такого букета неприятностей? Смогу ли я завтра прийти на вечерницы, которые она организовывает? Получив клятвенные заверения, что непременно буду, если атаман меня никуда не отправит, и вообще все последующие дни буду только возле нее крутиться, пока меня палками не начнут отгонять, Мария развеселилась и перестала нарушать общественный порядок в культовом сооружении.

После богослужения скромно спросил отца Василия, когда он может меня исповедать и принять небольшие подарки, которые наготовил как ему лично, так и православной церкви в его лице. Отец Василий был приглашен к атаману на праздничный обед, а потом он собирался в церкви готовиться к вечерней молитве и не имел ничего против моего прихода к нему на исповедь.

Обрадовался удачному стечению обстоятельств: ведь после праздничного обеда у атамана отец Василий наверняка будет в хорошем расположении духа. Надо постараться ему еще его улучшить новым заморским медом и добиться поддержки планов святого Ильи по реорганизации жизни казацких поселений. Ведь целью стоит защита нашей земли и святой православной церкви от злобных врагов. Главное, красочно описать, какие беды свалятся вскоре на наши головы, если мы не будем готовы.

Отведав у родителей праздничных закусок, угостил батю заморским медом, которого якобы в походе купил, и пообещал – скоро у нас с матерью не хуже будет, – на что батя долго и искренне смеялся. Чтобы ему не было так весело, начал расспрашивать, как там идут дела с моими заказами. Как привез ему крицу, сразу договорился, сколько он мне будет за нее платить, если у него будут заказы, а поскольку зимой работы мало, загрузил его изготовлением цельнометаллических штыковых лопат. Покопав немножко доской, обитой снизу железом, которую тут называют лопатой, я сразу выяснил, что такими лопатами можно только по головам друг другу стучать, – копать ними противопоказано: разрушает нервную систему быстро и необратимо.

Видимо, поэтому фортификация начала развиваться только после того, как был решен вопрос с железными лопатами. Правда, остается открытым вопрос, как и чем наши предки Змеиные валы насыпали, но, видно, у них были свои секреты. Заказав бате полсотни лопат, сорок наконечников для метательных копий, триста бронебойных наконечников и сто срезней, поставил в углу кузни бочонок, наполовину наполненный постным маслом. Как оказалось, очень дорогая вещь по нынешним временам. Едва мне цену сказали – сразу понял: после пилорамы буду маслобойку мастерить – что-то у них тут не все слава богу, если постное масло дороже смальца продают.