Возвращение «Пионера» - Шамиль Идиатуллин Страница 47

Бабушка сказала: «Улым, тут же очень просто, слушай», развернула письмо, выглядевшее теперь почему-то как очень тонкий телефон с огромным экраном, который к тому же складывался в два, нет, в четыре раза и сиял странно знакомым багровым цветом, становясь объемным, холодным, спиновым и плотно обхватывая грудь, горло, скулы и давя на веки снизу вверх. «И смотри», – добавила бабушка, которая говорила, как всегда, на татарском, но я почему-то понимал и каждое слово, и каждую букву, и каждый перелив кристаллизации багрового слоя, и это понимание, почти уже абсолютное, наполняло меня почти таким же абсолютным, сладким и распирающим счастьем.

– Смотри, что они сделали, – шипел кто-то, посмеиваясь и толкая меня в плечо. – Смотри, ну!

Я не хотел ничего смотреть, не хотел выпускать из себя распирающую силу счастья, не хотел просыпаться.

Но Олег не смеялся. Он плакал и тормошил меня, подсовывая мне под нос раскладной компьютер, а слезы лились, но вытирал глаза Олег только для того, чтобы видеть, что там на экране, хотя я бы на его месте больше никогда не захотел смотреть на экран.

Он всхлипывал, бормотал и совал мне экран в подбородок, а я сперва промаргивался, чтобы увидеть, потом жмурился и отползал, чтобы не видеть, а надувной матрас качался и противно поскрипывал, и на экране между полуразрушенных многоэтажек ползали танки, а потом многоэтажки вспухали некрасивым мутным облаком и оседали грудой мусора, и от этой кучи отбегали маленькие фигурки, часто женские или детские, а Олег шептал: «Это моя улица. Вон там мой дом стоял. Его нет. Линар, его вообще нет. У меня мамка там жила, Линар. Где я теперь ее найду, если дома нет?»

Олег всю ночь просидел на кухне за компьютером. Читал в информационной сети сперва все подряд, потом по темам: самые разные статьи, материалы, научные пособия и справки, смотрел фильмы, в том числе документальные, изучал текстовые разговоры, которые забивали каждую щель этой сети. Сперва читал про компьютеры же и телефоны, потом про автомобили, конечно, затем про космонавтику и вообще науку и технологию. Потом про Обухова и Главного. Потом – про СССР и его исчезновение.

И так он дошел до родного города. До Чечено-Ингушетии. И до чеченской войны.

Олег читал и смотрел, сколько мог. А теперь пересказывал и показывал мне. Как будто я мог.

Я не мог. Я не хотел слушать, тем более смотреть. Я вообще про войну не люблю, тем более у нас. В такое даже играть нельзя. А тут не играли, тут на самом деле въехали на танках в такой же советский город, в котором выросли танкисты, и стреляли по таким же домам, как и родные дома танкистов. И убивали. И танкистов убивали. И женщин. И детей. И взрывали дома. И брали заложников. И убивали их тоже. И все это у нас. В нашей стране. Наши соседи. Земляки. Одноклассники. Родственники.

Лучше бы я этого не знал. Не услышал бы – и не узнал. Но услышал – и теперь не мог не слушать дальше. Это было бы подло. И не только по отношению к Олегу.

Он рассказывал и про Таджикистан. И там была война. И оттуда бежали семьи. Русские, украинские, узбекские. Таджикские тоже, хотя в Россию и Европу их особо не пускали, поэтому им приходилось перебираться в Афганистан, хотя там все стало даже хуже, чем в наше время. Потом война кончилась, а разруха осталась. И теперь таджикские учителя, врачи и ученые работали в России дворниками и сантехниками.

– Может, она уехала давно, – сказал я, не уточняя кто. – У вас же родственники есть?

Олег все равно понял и сказал совсем горько:

– В Жданове.

– Ну вот, – сказал я и только тут сообразил, что не зря он так горько. – А что такого? Это же Россия?

– Донбасс, – ответил Олег. – Потом сам посмотришь. Блин, такое ощущение, что это специально против меня всё устроили.

Я потихонечку полез в телефон – но не про Донбасс смотреть, а проверить, что там с Чистополем. Даже дышать перестал. А потом вздохнул с облегчением.

Вроде все в Чистополе было нормально. Ни танков, ни разрушенных домов, и улицы выглядели нарядней, чем в начале июня. Моего июня.

Я надеялся, что Олег не заметит, как я подглядываю, но он заметил – экран-то светится. Заметил, помолчал и сказал: «У вас там все нормально было, я уже смотрел».

И мне стало неловко оттого, что у нас все было нормально, а у них нет. И ничего уже с этим не сделаешь.

– Надо что-то делать, – сказал Олег.

– Что? – спросил я.

– Надо как-нибудь проверить это все.

– Что? – повторил я, теряясь.

– Может, это брехня все, – горячо зашептал Олег, захлопнув компьютер. – Мало ли что написано. У нас тоже было много чего написано, ты всему верил?

Инна на диване перевернулась и недовольно бормотнула.

Олег сполз с матраса, уселся на пол, вытер лицо подолом футболки и сказал почти спокойно, лишь слегка подшмыгивая:

– Это ведь просто слова, их любой напишет. А телесъемку подделать легко, вон, в любом телефоне теперь целая киностудия, хочешь, снимай, хочешь, фальшивки делай. А на самом деле, может, ничего такого не было. И мамка там же живет.

– Позвонить можно, – сообразил я.

– Без толку, – сказал Олег, покачиваясь. – Там все телефоны сменились, и коды тоже, может. Да и вообще, я так понял, городских телефонов не осталось, у всех вот такие. Этот вон только для нас и сохранили, чтобы мы трубку взяли, а не скакали, как тот чукча.

– Точно.

– Ну вот, – сказал Олег. – Короче, Линар, я поехал.