Час ночи - Галина Полынская Страница 47

Информационная стойка в вестибюле гласила, что общий ознакомительный сбор учеников психологического центра состоится на втором этаже в кабинете двести шесть.

– …опоздавшие не допускаются, – вслух прочитал Никанор Потапович. – Гляди, оно как строго, аж боязно.

– Мы-то опаздывать не собираемся. Идем.

Феликс направился к лестнице, а старик сдернул с головы картуз, пригладил растрепанные кудри и поспешил за ним.

Кабинет двести шесть оказался просторной аудиторией, оборудованной как небольшой актовый зал: ряды стульев, невысокая круглая сцена с микрофоном.

Народа собралось человек тридцать: немного молодежи, в основном люди среднего возраста. Новоприбывшие сняли верхнюю одежду, повесили на вешалку при входе и заняли места в последнем ряду.

Вместе с очередной группой вошла высокая ухоженная женщина «без возраста», в элегантном темно-сером брючном костюме. В руках у нее был планшет с бумагой и ручка. Женщина прошлась по рядам, что-то спрашивая и записывая. Подойдя к Феликсу с Никанором, она дежурно улыбнулась и спросила:

– Определились вы, к какому тренеру, в какую группу желаете пойти?

– Пока нет, отец еще колеблется, – кивнул Феликс на старика. – Послушаем пока, подумаем.

– Конечно, – кивнула женщина и сделала какую-то пометку в своих записях. – Потом зарегистрируетесь у своего коуча.

–Кхм! – кашлянул Никанор, видя, что она собралась уходить. – А они сегодня усе тут будут, эти… коучи?

– Разумеется. – Женщина снова растянула губы в улыбке и отошла к только что вошедшей паре.

Проводив взглядом удаляющуюся спину в сером пиджаке, старик повернулся к Феликсу и шепотом спросил:

–Коучи— это хто такие будуть?

–Тренеры. Ты нюхай давай, может, нужная нам персона где-то поблизости.

Никанор откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, словно собирался задремать, и ноздри его дрогнули.

Тем временем женщина с планшетом посмотрела на часы и поднялась на сцену. Она представилась Элеонорой и, после приветственного вступления, перешла к вопросам важности психологического развития и духовного роста человека, который не поздно начинать в любом возрасте.

Никанор же приоткрыл один глаз и шепнул Феликсу, что запах чует, но вдалеке где-то, нет в комнате того человека.

– Ну, хоть вдалеке, уже обнадеживает.

Вытянув ноги под стоящий впереди пустой стул, Феликс сложил руки на груди и с каменным лицом уставился на сцену. Элеонора говорила, говорила и говорила, практически без пауз, с отрепетированными акцентами и интонациями, при этом лицо ее оставалось малоподвижным, а глаза холодными.

Завершила свою речь она только тогда, когда приоткрылась дверь и в помещение стали заходить люди в практически одинаковых серых костюмах с бейджиками на груди: трое молодых мужчин и две женщины. Никанор, успевший придремать под речь Элеоноры, как под стук дождя, вдруг встрепенулся и повел носом. Феликс покосился на него:

– Кто?

– От тот парнишка, что первым к сцене пошел.

Феликс посмотрел в спину худощавому парню среднего роста: коротко стриженный затылок, длинная светлая челка, зачесанная назад, и сказал:

– Это девушка.

– С чего вдруг? – Старик сдвинул очки на кончик носа и прищурился. – Мальчик ведь.

– Девочка. Движения, пластика – женские. Повернется лицом – увидишь.

Люди с бейджиками поднялись на сцену, и Элеонора взялась их представлять. Это и оказались коучи-тренеры. Тот, на кого указал Никанор, стоял с края сцены, но даже теперь, когда видно было лицо, старик сомневался, что это не мальчик: миловидное скуластое лицо с ровными чертами, острым подбородком и большими серо-голубыми глазами действительно могло принадлежать человеку и мужского, и женского пола.

– Мальчик! – шепнул старик.

– Девочка, – процедил Феликс.

– Да пошто так-то?!

– Грудь у нее есть!

Старик опять опустил очки на кончик носа и прищурился, разглядывая ровную ткань застегнутого пиджака, без намека на выпуклости.

– Да где? Нету там ничаго!

– Есть, у нее абсолютно женская фигура. Линия шеи, плеч, подбородок – все женское. Уж поверь мне на слово, девочку от мальчика я могу отличить.

– А я, стало быть, не могу, да? Непосильно мне такое дело? – Старик сердито засопел, намереваясь не сдаваться до победы, но тут Элеонора начала представлять коучей поименно и указала на предмет спора:

– …а это наша Ангелина!

Посмотрев на замолчавшего старика, Феликс произнес:

– Надо было поспорить с тобой на что-нибудь. На что-нибудь ценное.

В ответ Никанор лишь молча зыркнул на директора и стал излишне внимательно смотреть на сцену, слушая выступление.

Когда все уже сказали по паре слов о себе, о том, чем занимаются их группы, дверь снова приоткрылась и вошла пара припоздавших коучей. Девушка и, как показалось, еще одна Ангелина: лицо, костюм, стрижка – один в один.

– А вот это – мальчик, – сказал Феликс. – Пахнет от него?

– Ишшо как! – Никанор Потапович озадаченно смотрел то на одного, то на другого. – Близнецы, чо ли?

– Так получается.

Близнеца Ангелины звали Глебом, вместе они вели тренинг «Психология победителя», обучая добиваться успеха в любых ситуациях и начинаниях.

Поменяв позу, Феликс поставил локти на спинку стула впереди себя, подпер кулаком подбородок и тихо произнес, задумчиво глядя на сцену:

– Они еще и любовники.

–Хто?

– Близнецы эти.

После долгой паузы Никанор выдохнул:

– Как енто? Брат и сестра ведь они!

– Видимо, им это не мешает. Только не начинай спорить, ладно? А то опять проспоришь.

Но старик пожелал объяснений: каким таким образом Феликс распознал такое?

– Я вижу, как сбивается их дыхание, когда они смотрят друг на друга, как учащается пульс, когда они сближаются. Видимо, не так давно стали любовниками, года два от силы, страсть меж ними еще не начала угасать.

– Фу-ты, ну-ты! – Никанор возмущенно раздул ноздри. – Безобразие какое деется-то! Родители ихние куды смотрят, а?

– Им где-то лет по двадцать шестьдвадцать восемь, должно быть, самостоятельные уже.

По завершению вводной части коучи спустились со сцены, встали на некотором расстоянии друг от друга, и к ним стали подходить зрители, желающие записаться в группу.

– Идем запишемся, поучимся быть победителями.– Феликс встал со стула, старик тоже нехотя поднялся и проворчал:

– Сам иди пишись! Я в коридоре обожду! Безобразие! Тьфу, срамота какая…