Макс Сагал. Контакт - Ник Никсон Страница 47

Слезы обиды и жалости к самому себе выступили на глазах.

«У успеха есть цена».

Но не такая. На такую Артём не подписывался.

Сбежать! По следам он мог бы выйти на тропу и вернуться к дороге, по которой они приехали. Идти долго, несколько дней. Но это лучше, чем сгинуть с Комаровым.

О чем он вообще думает? Найти тропу, идти несколько дней… Ведь он заблудится уже через пару часов и будет бродить по лесу, пока не замерзнет насмерть. Кроме того, он же слышал Комарова — далеко он не уйдет. Его нагонят, пристрелят и никто не найдет его труп в этих лесах.

— У успеха есть цена.

Артём забинтовал руку и вышел на улицу. Туман сгустился, поглотив сопки, будто и не было их никогда.

— Дениска! — крикнул Артём. — Помощь твоя нужна.

— Сейчас, — донеслось из палатки. Голос был напряжен и едва не срывался.

Стас тем временем засыпал кострище землей и снегом. Артём подошел к нему, дождался, пока тот обернется.

— Извини меня за то, что случилось. Это из-за меня тебя так… Я не хотел.

Стас с презрением поглядел на Артёма снизу вверх.

— Ты главное, не разочаруй отца.

Ложь — профессия Артёма, и поэтому он всегда замечал, когда врут другие. Стас солгал о том, что случилось в лагере военных. Какие события могли заставить его обмануть главного авторитета в своей жизни?

Что он натворил?

Дениска спустя минуту вышел из палатки. Покрасневшие глаза смотрели в землю.

— С чем там тебе помочь?

— Палатку разобрать. Один не справлюсь.

— Хорошо.

— Артём! Зайди на минуту, — позвал из палатки Комаров.

Внутри все вещи были прибраны и разложены по рюкзакам. Комаров сидел на походном стуле, раскладывая личное барахло по карманам жилетки.

— Денис сказал, ты предлагал ему уехать в Москву, — произнес Комаров тоном судьи, зачитывающего приговор.

— Мы болтали. Он сказал, что не был там, вот я и предложил экскурсию, — Артём пожал плечами.

— Его не интересует этот город. Ты звал его в гости, к себе домой. Ты что, из этих? Голубых?

— Я вообще-то женат. А в чем, собственно, проблема?

— Он не такой, как ты и эти твои друзья. В Москве ему будет плохо. У него другие планы на жизнь. Не лезь к нему.

— Да ради бога. Я все лишь хотел разговор поддержать.

— Ему не нравятся такие разговоры.

— Так почему он сам не сказал об этом?

— Потому что я говорю. Я его отец. Если он еще раз пожалуется мне, что ты его достаешь, наше сотрудничество закончится со всеми вытекающими. Ты понял?

Артём кипел от злости. Как бы он сейчас ему ответил… Как отвечал людям выше Комарова на десять рангов. Но он только протянул:

— Угу.

* * *

Дениска собрал палатку без помощи Артёма, а свернутый клубок прицепил к своему рюкзаку.

Юность и ловкость.

— Я сам понесу. У тебя рука вон. Еще надо с чем помочь?

— Нет. Спасибо.

Рука пульсировала болью словно в ней поселилось собственное сердце из огня и битого стекла. Артёма знобило.

— Как думаешь, инопланетяне, они какие? Как в кино, зеленого цвета с большими глазами? — спросил Дениска.

Артём понимал, что пацану стыдно за то, что он рассказал отцу об их разговоре о Москве. Но подыгрывать Артёму не хотелось.

— Не знаю. Может быть.

— У них и правда есть оружие?

— Так говорит твой папа.

— Папа никогда не обманывает. Он самый лучший.

* * *

Сосны и костлявые листвяки торчали бесконечными клонами.

Группа Комарова поднялась на перевал, со стороны похожий на вываленный из гигантского рта язык. Слева и справа в небо поднимались и пропадали в тумане могучие сопки Байкальского хребта. На склоне одной из них сегодня состоится встреча.

Ноющая боль в руке изводила Артёма. Он стал нервным. Материл себя, Комарова, его детей, дорогу, спускал отборный на чертову гору, а пришельцев и вовсе причислил к мудакам.

Он старался забыть о боли, как учил Комаров. Представлял руку веткой дерева без нервов и памяти. Так помогало ненадолго. А потом вновь вспоминал — и невидимый нож резал кожу по живому.

После быстрого перекуса задубевшим хлебом, тушенкой и печеньями с ломтиком лимона стало клонить в сон. Не то усталость виновата, не то лошадиная доза обезболивающих, которыми накачал себя Артём.

«Новая жизнь рождается через боль» — доносился голос учителя.

Только стоит ли новая жизнь такого? И в старой было не так уж плохо…

Откуда взялась эта мысль? Она разрушительна. Опасна. Забыть ее!

«Сомнения порождают соблазны».

Артём не должен сомневаться в Осаму, как не должен сомневаться в себе.

«Я есть продолжение тебя. Мы связаны навсегда».

Артёму не терпелось поговорить с учителем, не терпелось рассказать обо всем, что случилось здесь. Ему нужен совет, наставление. Хотя бы просто услышать ободряющие слова самого близкого человека. Последний раз они говорили два дня назад. Впервые так долго с момента знакомства.

В голову упрямо лезли мысли о Лере. Артём уже не мог сопротивляться им. Ведь он знал, что не должен о ней думать, знал, что запрещено. Но где найти силы на борьбу? И стоит ли вообще?

«Чтобы не потерять путь наверх, не оглядывайся вниз».

Возможно, в этом виновата всепоглощающая боль или проклятые пришельцы, но Артём как никогда чувствовал тоску по Лере. Это было странно, потому что он до сих пор не простил ее. Ее поступку нет оправданий. Она бросила его в самый сложный момент в жизни.

«Она достойна забвения, как и все якоря прошлого».

Но ведь не все было в их отношениях плохо. Было и хорошее.

Настенька.

Он вспомнил длинный коридор. Вспомнил квадратные лампы на потолке и плитку на стенах, давно не отражающую свет. Он бежит мимо открытых дверей, мимо каталок и женщин в белых халатах, которые машут руками и что-то кричат ему. Он ничего не слышит, только собственное сбитое дыхание. Ей-богу, если на его пути вырастет кирпичная стена, он снесет ее головой. Потому что там, в конце коридора, за стеклянными дверьми реанимации…

Настенька.

Имя они выбрали несколько месяцев назад. В честь бабушки Леры, которая не дожила до появления правнучки всего пару недель. Настенька… Их ангелочек, их чудо… Голос врача доносился откуда-то извне его сознания: «Не дышит! Реанимация!». В этот момент у него все упало, точно от сердца оторвали сосуды, положили в тиски и затянули. Он держал за руку Леру и ловил себя на мысли, что кричит во весь голос. Просто кричит. Он видел, как врачи, схватив только что родившийся посиневший клубочек, его Настеньку, выбежали из родовой. И понял, что, если не догонит их, никогда больше не увидит дочь.