Страна Беловодье - Марик Лернер Страница 46

Еще не было случая, чтобы самый свирепый зверь попытался напасть на него или даже просто встать на пути. При необходимости и гадюка поспешно уползала с дороги, и чужие волкодавы, приученные брать по команде кого угодно, начинали выпрашивать ласку. А уж натравить на кого вообще никаких проблем. Правда, это касалось именно неразумных. С людьми такие вещи пока не получались. Легенды говорили об умениях леших стравливать врагов друг с другом, да на то они и легенды. В основе правда, да дели на десять. Про него тоже многое рассказывали, и поскольку знал, как это реально выглядело, иногда тянуло смеяться. Обычно если и происходило нечто из ряда вон, свидетелей, заслуживающих доверия, не обнаруживалось.

Да и сложно поверить в эдакое. На людей требуется воздействовать гораздо тоньше, чтобы не вызвать недоуменных вопросов, и как следствие — неприятной реакции. Человек гораздо опаснее любого зверя и не любит, когда на него влияют против желаний.

Лив шел медленно и осторожно, постоянно контролируя окружающий лес. При этом работали не только слух, нюх и зрение, но еще масса всяких чувств, для которых люди не придумали названия. Надо обращать внимание не только на нормальный шум, но отсеивать сразу выпадающие из общего ритма звуки и движения. Там взлетела птица, здесь пробежал зверек. Что-то их вспугнуло, надо отметить. Стоит замереть и подождать или, как в его случае, осторожно прощупать все вокруг. Через какое-то время это становится совершенно машинальным и не требует сознательного усилия.

Посторонний и не поймет, в чем причина неожиданного изменения поведения охотника, но результат обычно себя оправдывает. Можно назвать это интуицией, а можно пожать плечами в недоумении. Жизнь в лесу и в постоянной опасности крайне способствует подобным навыкам. Глупые долго не протянут. Как эти якобы охранники ушкуя.

Обе луны сегодня очень удачно закрылась полотном облаков, костер уже прогорел, и наступила темнота. Наиболее удачное время. Если бы понадобилось, Лив дождался бы специально этого часа. Для него ночь не существовала. Он прекрасно видел и при свете, и в темноте. На всем протяжении его морды имелось множество ямок, покрытых мягкой чешуей. С виду они ничем особенным не выделялись, однако давали возможность замечательно видеть тепло.

В человеческом языке для подобных явлений вообще нет слов, и первоначально сложно совместить две картинки — видимую глазами и дополнительным органом. Со временем привыкаешь и совершенно не задумываясь ориентируешься. Как глазом определяется расстояние, так же точно здесь, ничуть не хуже.

Любой живой или неживой объект имеет собственную температуру, и хотя цвета выходят совсем другие, ошибка невозможна. В полной темноте на большом расстоянии он находил даже спрятавшуюся мышь. Сейчас перед ним были существа гораздо крупнее. Красться, замирая, когда караульный осматривался, было совсем несложно. Этот ничего и не заметил до самого последнего момента.

Из толстых, совершенно не приспособленных для точной работы пальцев выскочили длинные когти. Пять острейших костяных ножей. Лив неоднократно пробивал ими толстую шкуру быка, а уж справиться с человеком…

Одним движением правой руки разорвал горло, второй прижимая к себе спиной часового, так и не успевшего чего-либо понять. Глаза у караульного вылезли из орбит, и, захрипев, тот попытался удержать поток крови ладонями. Бессмысленное дело, но реакция обычная. Жизнь покинула его достаточно быстро, и Лив мягко опустил тяжелое тело на землю.

Отработанным движением достал из заплечного мешка топорики. Мышцы, кости и связки в данном лике имели мало общего с его человеческим телом. Пришлось в свое время старательно учиться. При огромной мощности броска не выходило метнуть на дальние расстояния. Не стоило и пробовать — не та анатомия. Зато вблизи получалось вполне прилично. Снизу вверх, практически без замаха, одной кистью. И рубить удобно. Голову или дерево — без разницы. Если он леший — это не означает неумения пользоваться удобными инструментами для самых разных нужд.

Правильно предположил: как только ступил на доски палубы, один дернулся, вскакивая, и топорик разрубил ему ключицу и грудь. Третий не успел проснуться, навеки оставшись в стране малой смерти, ставшей для него большой. Посидел, внимательно прислушиваясь. Полная тишина. Для начала расклад неплохой, прикинул, позвав своих парней криком филина. Минус три, и ушкуй взят чисто. Даже если что-то пойдет не так, по реке татям теперь не уйти и ве́сти не послать. А вот его люди угонят корабль. В будущем непременно пригодится.

Пришли — уловив шаги, выдохнул напряжение. Теперь будет проще. При всей немалой силе в одиночку не управиться. На ушкуе при попутном ветре ставили мачту-однодревку с прямым парусом на рее. Сейчас она лежала рядом с ладьей, и парни сноровисто прислонили ее к стене, стараясь не стукнуть. Получилось нечто, замечательно заменяющее лестницу. Ходить по бревну и даже драться на нем любого профессионального гридня учат с детства.

Впрочем, он пошел опять первым и буквально просочился в наблюдательную башню у ворот. Часовой умер от удара в спину. Сменщику, дремавшему рядом, свернул голову как куренку, не дожидаясь, пока тот проморгается от пинка. По этому поводу совесть мучить не станет. Тут не поединок, а война, и нечего было приходить в чужую землю с оружием. Торчащих внизу у костра и лениво перебрасывающихся словами убрать без звука не удалось. Лив спокойно спустился по лесенке: на фоне стены особо не разобрать, кто там топает.

Один из караульных топнул ногой прямо по углям, поднимая сноп искр. Что-то ему не понравилось, даже окликать не стал. Оба воина, застыв в изумлении, вылупились на жуткую фигуру, соскочившую на землю. Одному он разрубил голову, зато второй, позабыв об оружии и своих обязанностях, взвизгнул и побежал куда-то в сторону, потеряв от испуга последние мозги. На третьем шаге его свалила стрела, пробив горло. Наверху уже собралась команда готов. Пятеро приступили к основному действию, дружно навалившись на канаты, опуская мостик и открывая ворота. Еще четверо рассредоточились по стене с луками наизготовку. Второй десяток сноровисто лез следом, и стена в любом случае взята.

В открытые ворота моментально ворвались с ревом остальные, дождавшиеся успеха диверсии. Каждый в курсе: настал самый опасный момент, и требовалось задавить врагов, пока те не опомнились. Кроме того, отсидевшихся без веской причины мало касается дележка трофеев, и этого бойцы из дружин других бояр никак не хотели допустить. Большинство в отряде ополченцы, и по их вескому мнению, раз уж пришли, оставаться без прибытка никак нельзя.

Питер, хмуро ворча, как он это всегда делал, вручил поднявшемуся наверх господину его оружие и одежду. Лив не хотел лишний раз показываться толпе и перекинулся в человека. Бросаться в драку он не собирался: и так достаточно совершил. Пусть теперь другие показывают доблесть. А вот если Джарен не справится, можно и вмешаться, поставив того на место и напомнив о подчинении.

* * *

Данила сидел в окружении двух десятков вооруженных ратников и, перебирая варианты, пытался сообразить, почему Лив ушел в одиночку. На прямой вопрос не ответили. Даже Питер, старый воспитатель и позволяющий себе в отношении боярского сына (точнее, внука) много больше прочих, отвернулся и промолчал. Было в том происшествии нечто достаточно странное. Какой ни есть великий воин, а поддержка не помешала бы.