"Ла"-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров Страница 46

Четверка «лавочек» устремилась вниз, где по черному полотну торопливо ползла длинная красная гусеница железнодорожного состава с пыхтящей головой – паровозом. Мелькнули короткие огоньки трассеров, и в голове эшелона выросло белое облако пара, он начал замедляться.

Виктор закрутил головой, но воздух был чист. Он довернул на второй состав, толкнул ручку от себя.

– Двадцать шестой, атакуем пушками!

Из атаки он вышел довольный как слон – бронебойные снаряды пробили стенки котлов, и струи пара, вырываясь из паровоза, окутывали его, словно пытаясь замаскировать. Виктор довернул влево с набором высоты и, пролетая над атакованным группой Литвинова составом, увидел, как выпрыгивают из вагонов и убегают в стороны фигурки в мышиного цвета мундирах. Согнанный ветром с паровозов пар казался расползающимися клочьями белой ваты.

– Восемнадцатый, работайте бомбами.

Атакованный им эшелон тоже остановился, и оттуда сыпанул народ. Виктор снова бросил истребитель в пикирование, надеясь уложить сотки поближе к поезду, где темные человеческие фигурки мелькали особенно густо. Уже коснувшись пальцами кнопки бомбосбрасывателя, углядел, что одежда людей отличается от немецкой формы, потом глаз зацепился за выделяющиеся пятна женских платков…

– Двадцать шестой, отставить! Это гражданские! Наши! – Задержавшись с выходом из пикирования, он едва успел вывести самолет над крышами вагонов. – Бьем первый поезд!

К парящему паровозу, разбитому четверкой Литвинова, добавился серый дым горящей теплушки. Виктор скинул сотки по этому вагону, желая добавить еще огонька, и успел увидеть, что его с Рябченко бомбы взорвались совсем рядом с насыпью. Потом, сделав еще пару заходов и постреляв из пушек по разбегающимся немцам, они улетели на восток. Улетели с чувством хорошо проделанной работы…

Под крылом проплывали балки, посадки. Мелькнул и остался за хвостом Кальмиус. С каждой секундой, с каждым оборотом он был ближе к своему аэродрому, ближе к отдыху. Монотонный гул мотора, тепло кабины убаюкивали, клонили в сон.

– Дед, Дед, ответь Ольхе! – еле слышно отдалось в наушниках. – Я Ольха, вызываю Деда…

– Я Дед, ответил! – Виктор встрепенулся и обеспокоенно завертел головой.

– Дед! – сквозь треск разрядов зачастила Ольха. – Над Мариуполем… ведут бой… приказываю помочь!

Родной аэродром внезапно отдалился, Виктор повел группу на Мариуполь.

Город горел. Сквозь серую хмарь дыма проглядывали металлические скелеты заводских корпусов, сияющие черными глазницами выбитых окон коробки зданий, груды развалин. Где-то здесь, в черном аду нашим летчикам срочно требовалась помощь, вот только увидеть их все не удавалось…

Совсем рядом из серой дымки вывалилась пара «мессеров», повстречав шестерку «лавочек», метнулись вниз, пытаясь скрыться на фоне городских руин. Четверка Литвинова кинулась следом.

– Куда? Восемнадцатый, назад!

Одна пара отвернула, бросив погоню. По номеру ведущего Виктор узнал Кота. Другая пара вскоре растаяла внизу.

– Восемнадцатый… твою мать! Немедленно вернись.

– Сейчас, – выдохнул Сашка, – сейчас… Есть! Есть, попал! Горит!

– Восемнадцатый, блядь…

С западного направления показалась еще одна пара «мессеров» и нагло полезла вверх.

– Кот, атакуем.

Виктор думал, что пилоты «мессеров» не захотят драться и удерут, используя замечательные качества своих машин при пикировании, но ошибся. Те бой приняли. Численное превосходство советских истребителей их ничуть не смутило, и немцы показали класс…

Бились они мастерски, виртуозно управляя своими самолетами, уклонялись от атак и тут же контратаковали сами. Стоило зайти в хвост одному из немцев, как сзади моментально оказывался второй, преимущество советских летчиков в численности зачастую не помогало, а наоборот мешало.

– Восемнадцатый, матку вырву, – в бешенстве заорал Виктор, – ты где есть?

Литвинов пробурчал что-то неразборчивое, потом эфир забил чей-то фальцет, затейливо матерящий неведомого «Сорок девятого». Влезла «Ольха», вызывая «Шмеля», и уши забило шумом и бессвязными обрывками фраз.

– Тридцать первый, – пытаясь перекричать гвалт, закричал Саблин Коту, – тридцать первый, выходи из боя. Лезь вверх, сверху, сверху их атакуй! Рябый, держись!

Оставшись на равных, немцы моментально перешли от обороны к атаке, и один из них резким маневром сел на хвост Рябченко.

– Колька, тяни ко мне… теперь вправо, вправо. – «Мессер», преследующий ведомого, взмыл вверх, второй уже заходил в хвост Саблину.

– Тяни на меня, отсекай! Тридцать первый, ты где?

Немца из хвоста прогнал Рябченко, а Виктор потянул за вторым. По летному почерку противника он понял, что достался ему отнюдь не подарок. Немец хотел оторваться на крутом вираже, но после двух витков ушел на петли. Саблин несся следом. Они сцепились, пытаясь зайти друг другу в хвост, выжимая из самолета все, что только возможно. Мотор «лавочки» работал на полную мощность, сектор газа двигателя был дан вперед до упора, и Виктор все сильнее тянул ручку управления. Впереди был только хвост вражеского самолета, он видел только его, пытаясь довернуть и сбить. Но это не получалось – немец, словно заговоренный, все время уходил. Вскоре Виктор взмок, глаза заливал пот, а под реглан, казалось, вылили чайник…

Силы иссякали. Ручка управления стала тяжелой и неповоротливой, и он чувствовал, как трясутся поджилки. Нужно было как-то выходить из боя, но этот чертов «мессер» не отпускал. Надежды на ведомого не было – его гонял второй истребитель, Кот помочь тоже не мог – вверху пара «лавочек» отбивалась от тройки худых. Оставалось надеяться только на себя, вот только кто бы занял хоть немного сил.

Немец, выйдя из петли, потянул вдруг в левый вираж. Виктор смотрел на летящий в двухстах метрах «Мессершмитт», на срывающиеся с его крыльев «усы» воздуха, на черные окантованные белым кресты и квадратный, словно вырубленный топором, переплет кабины и трясся от ненависти. Он видел лицо вражеского летчика – оно бельмом выделялось в кабине – и ненавидел этого человека всей душой. Это из-за него сейчас собьют Кольку, это из-за него зажгут Кота и Острякова. Они все погибнут из-за того, что один этот немец не хочет умирать…

И вдруг Саблин понял, что противник тоже устал. Он понял это то ли по вялости выполняемого врагом виража, то ли той тяжести, с которой «Мессершмитт» уходил с петель в горизонт. Это знание не прибавило сил, но позволило понять, что победить еще можно…

Немец переложил машину резко и неожиданно, уходя вправо. Может, он хотел попытать счастья в правом вираже, а может, пытался сделать «ножницы» – Виктор так этого и не узнал и воспользовался выпавшим шансом. Он резко прибрал газ, отработал ручкой, загоняя узкий серый силуэт в прицел, дал правую ногу и нажал гашетки. Белые росчерки трассеров устремились вперед, проходя рядом с вражеским самолетом, краткой вспышкой отметив попадание в правое крыло. Немец пролетел совсем рядом, и Виктор двумя руками вцепился в ручку, изо всех сил вытягивая ее на себя, и, раздавленный перегрузкой, сквозь приспущенные шторки век снова увидел хвост «мессера». Довернул, повторно загоняя врага в прицел, и зажал гашетки. Истребитель мелко задрожал, снаряды ударили врага за кабину, и тот вдруг выплюнул длинный оранжевый хвост огня.