Степень превосходства - Юрий Соколов Страница 46

– В том-то и дело, – сказал Шентао. – Поэтому лично я все же закрыл бы планету для всех посторонних. Причем не с помощью смотрителей, а кораблями ВКС.

– Я бы тоже поступил именно так, – согласился Бабурин. – Но Совет считает, что вводить боевые корабли в систему Эос неразумно. И, прямо скажем, не без оснований. А контролировать подходы к Тихой из соседних систем ВКС не в состоянии. Но что толку рассуждать? Решения принимаем не мы с тобой, и не Совет даже, а…

– …Сиднейский институт, – закончил Шентао, и оба невесело рассмеялись.

– Именно так, – сказал Бабурин. – Великий и могучий Сиднейский институт.

***

Маркус Мендель сидел в своем кабинете на сто восьмом этаже здания, в котором располагались штаб-квартиры научно-исследовательского центра «Евгеника» и одноименного общественно-политического движения. Сотрудники в повседневных разговорах обычно именовали сто восьмой «последним», хотя выше находился еще один этаж. Однако там была резиденция главы «Евгеники» Герхарда Снельмана, а это все равно что Господа Бога. Лифты туда не ходили, и единственным человеком, который имел свободный доступ на сто девятый, вот уже много лет оставался Мендель, официально занимающий в иерархии организации всего-навсего должность пресс-секретаря.

Внизу жил своей жизнью Новый Буэнос-Айрес, когда-то заложенный неподалеку от старого. Небоскреб «Евгеники» одиноко возвышался посреди обширного сквера на окраине города, занимая в южноамериканском мегаполисе такое же обособленное место, как сама «Евгеника» – в науке и политике Земной Федерации. Мендель сидел в небрежно-расслабленной позе человека, обладающего огромной властью и возможностями, к ним давно привыкшего и переставшего думать, насколько велика эта власть и насколько далеко простираются возможности тайного – и единственного настоящего заместителя Снельмана. Он просто работал в паре со своим киб-секретарем, работал сосредоточенно, большей частью молча, экономя каждое слово. Мендель вообще не любил говорить – он терпеть не мог звуки собственного голоса, который навсегда изувечили опыты по расширению сознания с неумеренным употреблением гипномина. Он не раз просил Снельмана навсегда освободить его от необходимости выступать публично и предоставить возможность быть тем, кем он на самом деле был, – но Снельман так и не сделал этого. Мендель подозревал, что дело тут не столько в конспирации, сколько в изощренном садизме, присущем президенту «Евгеники». Пришлось смириться и удовольствоваться тем, что Снельман, неизменно верный склонности к мрачному юмору, пообещал уволить его с официальной должности в качестве подарка к семидесятилетию. До юбилея Менделю оставалось четыре года, и ему оставалось лишь надеяться, что Снельман сдержит слово.

Завершив просмотр отчетов начальников научных отделов, которые касались официальной, достаточно безобидной деятельности «Евгеники», Мендель приступил к главному – анализу информации, поступившей по внутренним и внешним, строго секретным каналам. Организация, подобно айсбергу, имела скрытую от посторонних глаз часть, и лишь немногие знали, насколько она велика.

Иначе было не выжить. Идеи кардинального улучшения рода человеческого до сих пор вызывали страх и неприятие у большей части граждан, и эти настроения умело подогревались и властями, и религиями всех мастей. Сколько раз с момента создания «Евгеника» находилась под запретом или его угрозой – не сосчитать. Однако ее окончательные похороны всякий раз откладывались. Слишком многие ученые интересовались только своей работой и хотели продолжать ее несмотря ни на что, в том числе и на закон. Слишком много богатых и влиятельных людей желали сверхспособностей немедленно и лично для себя. Именно от них «Евгеника» получала средства на исследования. Именно они блокировали опасные для нее законопроекты в парламенте, проводили нужные, и помогали держаться на плаву. Именно они определяли в конечном счете ее политику и главные направления научной деятельности. Официальная медицина добилась продления человеческой жизни до ста пятидесяти лет, но тем, у кого хватало средств на омоложение, хотелось бессмертия. «Быть образом и подобием Божиим лишь по названию в наши дни совершенно недостаточно, – любил говаривать Снельман. – Заполучить реальные божественные качества куда более заманчиво».

Основу подводной части айсберга «Евгеники» заложил еще в двадцать первом веке Андрес де Олива – именно он создал разветвленную сеть подпольных лабораторий, в которых запрещенные исследования велись запрещенными способами. Он не брезговал ни промышленным шпионажем, ни шантажом видных ученых, ни связями с группировками типа союза «Новая раса», прибегая к помощи экстремистов по любым вопросам, вплоть до физического устранения неугодных политиков. Неизвестно, чего он больше принес «Евгенике» в целом, – вреда или пользы, но система, созданная им, благополучно существовала и поныне.

Иногда Мендель прерывал работу, вставал, подходил к окну, потягивался и тут же возвращался обратно. Уставало тело, но не мозг. Его личные эксперименты, которые он, будучи молодым ученым, проводил на себе самом, увенчались полным успехом, несмотря на мелкие неприятные нюансы, вроде потери голоса. Расширенная до предела память оказалась способна вмещать неправдоподобные объемы информации и оперировать ими со скоростью киб-разума класса «абсолют».

В настоящее время Менделя больше всего занимали вопросы подготовки второй экспедиции на Тихую для поимки рэдвольфа. В лабораториях «Евгеники» проводились такие опыты по сращиванию человека с животными, что самого доктора Моро бросило бы в дрожь, а рэдвольф в этом плане выглядел настолько многообещающе, что дальше некуда. В мистику Мендель не верил и считал бога туземцев Тихой всего лишь хищником. Весьма и весьма необычным – но и только.

В целом осложнений на Тихой не предвиделось. В научном центре Иванова и на главной базе СОЗ у Менделя имелось несколько осведомителей и помощников. Более того – сам директор «СОЗ-Тихая» Василиадис был ставленником «Евгеники», которым удалось заменить несговорчивого Абдуллу Шаха.

Джонни Берк, подлечившись после неудачной экспедиции за рэдвольфом в прошлом охотничьем сезоне, уже собрал подходящую команду и был готов высадиться на планете вновь. Но неожиданно Мендель получил от своих информаторов новые сведения, заставившие его пересмотреть первоначальный план и приостановить отправку группы Берка с Безымянной.

На планете вот уже несколько месяцев работала экспедиция Комитета по контактам, изучавшая горилл Фостера. Совершенно случайно среди «контактеров» оказался человек, лично обязанный Снельману; Мендель не преминул этим воспользоваться, хотя и не рассчитывал ни на что конкретное. Однако данные, поставляемые добровольным помощником, раз от раза становились все интереснее. А когда Мендель узнал об итоговых выводах работавших с гориллами ученых, тут же решил, что эти существа не менее желанны для «Евгеники», чем рэдвольф. Необходимо срочно расширить состав экспедиции Берка за счет одного или нескольких экипажей, подумал он. Одна группа не в состоянии заниматься и поисками рэдвольфа, и гориллами. Которых, судя по всему, поймать тоже не так-то легко.

***

Стив Шарп стоял на берегу озера, из которого вытекал широкий и мелкий, едва по щиколотку, ручей. Ленивый у своего истока, он несколько оживлялся в среднем течении, сбегал вниз по пологому склону и терялся в болоте, оставаясь таким же широким и мелким на всей своей протяженности в километр с небольшим.