Момент перелома - Александр Михайловский Страница 45

В то же самое время, Царское Село, Александровский дворец.

Император Всероссийский Николай Александрович Романов

А император, вставший как раз с рассветом, как это и было заведено во времена его детства отцом императором Александром III, успокаивал нервы, то есть стрелял… правильно, ворон. Чтобы, значит, не каркали и вообще не подлетали близко. Кроме того, вороны, являющиеся постоянными обитателями помоек и пожирателями падали, переносят всякую заразу, а устраиваясь на ночевку в кронах деревьев, загаживают чистенькие дорожки своим отвратительным пометом. В начале двадцатого века, в благословенные времена, когда извивы человеческой мысли еще не дошли до образования Гринписа, отстреливать и всячески уничтожать бродячих и диких животных, могущих приносить вред человеку, не только не запрещалось, но всячески вменялось в обязанность разным должностным лицам. Единственное, что для этого запрещалось использовать, так это яд.

Оружием в благом деле истребления ворон ему служил тюнингованный Маузер 98К под патрон .22 LR в просторечье именуемый «мелкашкой». В наше время некоторые писали, что для стрельбы по воронам Николай II использовал патриотично-отечественную винтовку Мосина, но це ж дурь! Старый патрон образца 1891 года с тяжелой тупоконечной пулей пригоден для стрельбы по воронам примерно так же, как слесарная кувалда для забивания сапожных гвоздиков – тяжелый неудобный дрын, к тому же при выстреле жестко пинающийся отдачей в плечо. Я понимаю, когда целью является зубр, волк или еще какое-либо опасное животное, но не ворона.

Спортивно-охотничий магазинный «Маузер» для охоты на птицу и мелкого пушного зверя не в пример удобней. Отдачи почти никакой, «хлоп» – и все. Патронов в карманах шинели можно таскать втрое-вчетверо больше, чем мосинских, и к тому же от веса самой винтовки и качества изготовления затвора и прочих деталей на ум приходит только одно слово: «куколка». К тому же сто штук мосинских патронов обходились Министерству Двора в двенадцать рублей (цена четырех дойных коров и двух рабочих лошадей), а цена сотни импортных патронов для мелкашки, снаряженных на фабрике «Винчестера» в Америке, всего в два рубля двадцать пять копеек.

Таким образом, в ожидании таинственных визитеров из будущего (а это императору уже было известно, ибо шила в мешке не утаишь) Николай Александрович коротал время за тем, что стрелял ворон, ибо те совершенно расслабились за два с половиной месяца, которые царь провел в Зимнем Дворце. Обнаглели, у любимых колли (Николай II питал пристрастие именно к этой породе) еду воруют прямо из мисок! И вот в тот момент, когда из-за поворота Дворцовой улицы, имевшей S-образную форму, показалась карета и следующие за ней две грузовые повозки, император закинул ремень винтовки на плечо и широко перекрестился.

Если капитан первого ранга Иванов перед встречей с императором был абсолютно спокоен (в его прошлой военно-дипломатической практике встречались политики калибром и покрупнее), то самого императора бил определенный мандраж. Не каждый же день к нему заглядывали посланцы из будущего и сообщали, сколько еще ему еще осталось жить. «Мене, текел, фарес» – и далее по сюжету. Николай был человеком мистически настроенным, во всем видевшем то ли проявление Божьей воли, то ли происки дьявола, и легко подпадающим под стороннее влияние, причем неважно кого – своей матери и отца, многочисленных дядей, приятеля детства Сандро (Великого князя Александра Михайловича), жены Аликс (в миру императрицы Александры Федоровны), Витте, Столыпина, Распутина… и вот теперь он был готов обрести нового кумира. Вообще Павел Павлович Одинцов, основательно «просчитавший» императора еще на островах Эллиота, до отправки миссии посоветовал каперангу Иванову ничего Николаю не навязывать, а только как бы исподволь подводить его к правильным решениям. А дальше? «Делай что должен, и пусть свершится что суждено».

Не доехав нескольких шагов до ожидающего императора, карета остановилась. Первым из нее вышел его флигель-адъютант граф Гейден, потом показался уже известный императору (заочно) флаг-капитан Наместника Алексеева, капитан первого ранга Андрей Эбергард, а уже за ним совершенно незнакомые ему капитаны первого и второго рангов, а после них – офицер с погонами поручика, но почему-то в морской форме. И взгляд у этого молодого человека такой особенный, будто пронизывающий насквозь с ног до головы. Тем временем незнакомый капитан первого ранга подошел к императору почти вплотную и представился:

– Ваше Императорское Величество, разрешите представиться – капитан первого ранга Михаил Васильевич Иванов, год рождения – тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, прибыл в этот мир первого марта сего года из двадцатого августа года две тысячи семнадцатого в качестве командира эсминца «Быстрый». В настоящий момент имею к вам совместное поручение от Наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева и нашего предводителя, полномочного представителя президента Павла Павловича Одинцова.

– М-да, господин Иванов, – почему-то невпопад произнес император, – а я тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года рождения. – Его взгляд несколько раз смерил собеседника с ног до головы с любопытно-оценивающим выражением. – Получается разница ровно в сто лет. А теперь говорите, какого рода у вас ко мне поручение, надеюсь, что вы не ангел господень, явившийся покарать меня за грехи прошлые и будущие…

– Моя фамилия не Юровский, а Иванов, – сухо ответил посланец из будущего, прямо глядя в лицо императору, – и я явился к вам сюда не для того, чтобы покарать вас хоть за что-то, а для того, чтобы предостеречь. Официально заявляю, Ваше императорское Величество – ваш курс ведет к опасности!

Император помолчал несколько секунд, и на его лоб легла едва заметная тень обеспокоенности.

– Так значит, Юровский… – хмыкнул он, – ну что же, запомним. А теперь, господин Иванов, говорите, что у вас есть ко мне еще, кроме этого крайне туманного предупреждения по поводу некоего господина Юровского. Подумаешь, очередной Каракозов – ведь, в конце концов, просто жить тоже опасно…

«Да он решил, что речь пойдет об очередном эсеровском террористе, только чуть более удачливом, чем его предшественники, и оттого храбрится, – ошарашено подумал Иванов, – он даже не представляет глубины и ужаса той пропасти, которая вот-вот разверзнется у него под ногами. Определенно, в данном случае необходимо применять вариант «Б», ибо клиент еще не созрел для полного откровения, и если сейчас на него вывалить весь ворох информации, то ничего, кроме ощущения оскомины, это не вызовет.»

Но внешне все эти мысли никак не отразились на выражении лица и позе посланца из будущего. Щелкнув замками небольшого чемоданчика, который любезно придержал за дно старший лейтенант Мартынов, капитан первого ранга Иванов извлек на свет божий толстый том с лежащим сверху тонким именным конвертом, украшенным хорошо знакомым императору вензелем Великого Князя Александра Михайловича, и передал все это оторопевшему императору.

– Ваше Величество, вот Рекомендательное письмо к вам от Великого Князя Александра Михайловича, а книга – это ваши собственные дневники, от начала вашей императорской карьеры на Ходынском поле и до самого последнего дня, закончившегося в Ганиной яме. На сем первая часть моего поручения к вашему Императорскому величеству мною исполнена. Честь имею!