Шпага мастера - Сергей Мишенев Страница 45

И у нас… Вы ведь не забыли, что первый фехтовальный манускрипт вышел из стен северогерманского монастыря?

– Это правда, – отец Лукас впервые подключился к общему разговору, – однако это не означает, брат Григорио, что дух, рождающийся в древнем обряде смертельного поединка, создан представителями нашего цеха и принадлежит нам.

– Может быть, брат Лукас, – с заметной иронией отозвался отец Григорио, – вы скажете нам, что это означает?

– Охотно. К концу XIII века христианская церковь, смиренным служителем которой я являюсь, начала утрачивать свое влияние на умы и души наиболее воинствующих представителей паствы – рыцарей. Зато это влияние стали приобретать фехтовальные братства, со своей философией, моралью и правом… Ну вот, и тогда епископ Вурсбурга, умнейший человек, я полагаю, и добрый христианин, заказал своему секретарю учебник фехтования. Таким образом, сей достойный муж поспешил напомнить мирским воинам на их языке, что именно церковь приходится им матерью, учителем, наставником и партнером.

Филипп Дижон хлопнул себя по лбу:

– А я-то думал, отчего это эти мастера на рисунках все в рясах!

– Будьте осторожны, брат Лукас, – не обращая внимания на восклицание Филиппа, понизил голос отец Григорио, – в былые времена…

– В былые времена, – довольно бесцеремонно перебила священника Жанна, – вы бы с радостью сожгли моего дядю на костре!

– Я не это имел в виду… В те тяжелые времена, мисс, о которых вы говорите, вас бы всех сожгли за посягательство на духовные прерогативы церкви. Вас всех, а заодно и еще нескольких учеников школы уважаемого маэстро.

Отец Григорио выдержал небольшую паузу и обвел взглядом своих оппонентов. Нет, никакого впечатления. Никто из присутствующих даже не переменился в лице. Да, времена действительно совсем изменились. Он поспешил закончить свою мысль:

– Так вот, я хотел сказать, что в былые времена устремления духовенства и светской власти сливались в единый поток! Древние печати рыцарских орденов хранят символику такого союза, неся сквозь века великий завет! Miles и miles!

Жанна растерянно посмотрела на Филиппа Дижона, но не увидела в его глазах ничего, кроме полного непонимания. Альберт поспешил прийти на помощь:

– На старинных печатях тамплиеров, – тихой скороговоркой пояснил он, – изображены два всадника, сидящие на одной лошади. Поверхностное прочтение символа говорит о бедности ордена. Мол, два рыцаря с трудом наскребли денег на одного коня. Но посвященные знают, что речь здесь идет о тандеме светских и духовных властей: miles и miles…

– А словом miles, – так же негромко добавил отец Лукас, – раньше называли как мирского воина, так и монаха. Это был омоним.

Отец Григорио смотрел на всю компанию с плохо скрываемым презрением:

– Господи, ну о чем мы тут говорим! Вы все владеете лишь обрывками начальных знаний! Просто отдайте мне то, что вы сами не способны понять!

– Я не способен понять свою собственную школу? – повысил голос Филипп Дижон. – Да вы сами-то, отец Григорио, понимаете, что несете?! Моя церковь – это мой фехтовальный зал, мой крест – это моя шпага! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Мой отец – это мой учитель, маэстро Камилло Прево, мои сыновья – это мои ученики, а мой святой дух…

Тут маэстро на секунду замялся.

– Вот именно! Пытаясь создать из своего искусства свою собственную религию, вы, маэстро, даже сами не знаете, что является для вас святым духом! Но мы, мы это знаем!

– Да мы ведь тоже знаем! – крикнула Жанна, толкнув маэстро Дижона правым локтем. – Дядя, что это вы замялись?! Вы же сами уже давно рассказывали мне об этом самом виртус!

– Глупая девчонка! Твой дядя замялся, потому что вы знаете одно только название, лишенное в вашем маленьком мире всякого смысла!

Вместо ответа Жанна почти незаметно, но довольно сильно толкнула левым локтем отца Лукаса. Тот моментально бросился на помощь:

– Мы, скромные провинциалы, знаем, разумеется, меньше, чем непосредственные служители Священного престола. Однако насчет отсутствия смысла… Может быть, наше эмпирическое понимание духа не менее угодно Богу, чем ученое исследование Ватикана. Ведь первоначально именно так и было.

– О чем это вы? Когда это наша мать, церковь, была отделена от исследований духа?

– Отец Григорио, не обобщайте, я ведь не о духе вообще говорю, я имею в виду дух виртус, который открывается людям, практикующим искусство боя. Вы же сами знаете – первые христианские общины настойчиво изолировали себя от любой боевой практики… Сами понимаете: prohibitio ut effundant sanguinem…

– Запрет на пролитие крови, – отозвался отец Григорио, – имеет лишь косвенное отношение к практике ранних христиан! Ибо еще прежде сказано у Иова: «Продай одежду свою и купи меч!»

– Да, это так. Но, чтобы первые христиане последовали завету Иова, им потребовалась разрешительная концепция святого Августина. А это, ни много ни мало, 400 лет. Четыре века, во время которых дух виртус благополучно соседствовал с нашей матерью церковью и, находясь вне ее интересов, развивался за счет эмпирического участия своих скромных адептов. Ну прямо как сейчас у нас, в нашей маленькой провинции! И ведь именно тогда зарождалось новое средневековое понимание виртус: сила, красота, добродетель, виртуозность…

Пока отец Григорио, закипая от гнева, подыскивал достойный ответ, Альберт поспешил расшифровать смысл сказанного для Жанны и Филиппа Дижона:

– Отец Лукас имеет в виду концепцию справедливой войны Аврелия Августина, согласно которой христианин может, имеет право проливать кровь, но только если это кровь неверных. Эту идею Августин позаимствовал у Афины, богини мудрости и справедливых войн!

Между тем посол Ватикана сверкнул глазами в сторону Альберта и продолжил:

– Зарождалось! Но зародилось, воплотилось, раскрылось окончательно, лишь попав на благодатную почву христианства! На чем и настаивал сам Августин: «Ведь если добродетель – сила, то виртус, прилепившийся к Богу, возвышеннее, чем весь мир!»

– Однако, брат Григорио, вы же не будете отрицать, что постулаты Августина пользовались авторитетом лишь до XIII века, а с той поры наша церковь склонна руководствоваться более современной мудростью Фомы Аквинского…

– Который считает дух несотворенным даром!

– Но признает самостоятельность естественного бытия и человеческого разума!

– Который находит свое завершение в вере!

– Но дух не есть разум! Он, увы, не удерживается верой! Именно поэтому, как только священные рассуждения Фомы Аквинского были приняты главенствующими в католической теологии, епископ вюрцбургский поспешил заказать учебник фехтования, чтобы не верой, но печатным словом, вещевой субстанцией привлечь фактических носителей духа виртус!

– Да! И не сомневаюсь, что этот верный служитель церкви хорошо помнил высказывание Матфея: «Не ваша идет война, а Господня!» Когда Иосиф услышал эти слова, он пал ниц!