Уйти вместе с ветром - Екатерина Мурашова Страница 45

— Я шла… Я — Тина, — с большим облегчением ответила питерская школьница. Этот не скажет, что он от неё «как-то устал», этот сам начал расспрашивать. И Тина, торопясь, вывалила: — Я шла обратно в наш лагерь около деревни, там у меня родители и их друзья, но никак не могла туда попасть — всё время приходила в одно и то же место, вот сюда, где бревно, только тут каждый раз было немного по-разному. Один раз даже моря не было. А потом, смотрю, сидит девочка… которая Вещь… и плачет…

— Это, наверное, Художник решил с тобой поиграть, — подумав, сказал Ловец. — Или просто у него настроение сегодня такое. Испугалась?

Тина прислушалась к себе и честно ответила:

— Сначала, наверное, да. А теперь вроде и нет. Но я вообще деревянная. От рождения.

— Как это? — удивился мальчик.

— Я редко боюсь. И вообще — чувствую что-нибудь. Папа меня Тинка-Буратинка зовёт. Кукла деревянная — знаешь? Глупая, зато бездна оптимизма…

«Во дела, и с какого перепуга я так о себе… Вот именно, с перепуга…»

На самом деле она готова была говорить и говорить без конца, лишь бы этот Ловец не уходил. Не бросал её.

Ловец неопределённо покачал головой. Он молча рассматривал Тину, море, камни — всё вместе, словно картину, явно запоминая детали, как будто всё могло в любой момент исчезнуть или измениться неведомо как.

Тина как-то быстро привыкла к тому, что здесь у них молчат, когда ещё или уже нечего сказать. «Где — здесь? У кого — у них?!» — добивался трезвый «взрослый» голос внутри. Ответа не было, но Кристине такое поведение даже нравилось. Там, где она бывала раньше, в сходных случаях, наоборот, принимались много говорить ни о чём. И не только ребята в городской тусовке, родители у костра тоже этим грешили. Молчал только Кирилл. Но он молчал практически всегда, что тоже, конечно, было неправильно.

— Чего ты хочешь, Тина? — спросил Ловец. — Вернуться к своим?

«Догнать Вальтера и чтобы они взяли меня с собой…» — чуть не брякнула Кристина, но вовремя спохватилась. Слишком уж откровенно получилось бы для первого знакомства. Да и Ловцу могло не понравиться.

— А ты можешь меня вывести? — дипломатично спросила она.

— Конечно. Теперь ты и сама выйдешь. Ступай вон туда, по берегу. Увидишь устье Варсуги, а там и посёлок, и лагерь твой — рукой подать…

Ветер гонял песок, выкладывая удивительно красивую «рябь». Тина прислушалась к себе. Вот так взять и уйти, упуская шанс хоть что-то понять?

— А у вас здесь — что? — Тина обвела рукой окрестности, неосознанно копируя всеохватывающую манеру Ловца.

— У нас здесь теперь, кажется, война, — серьёзно сказал Ловец и вздохнул. — К сожалению.

Тина разом подобралась. Она ждала совсем другого ответа.

— С кем война? — спросила она. — С посёлком? С военными?

— Да нет, с посёлком мы обычно не воюем… Просто… просто всё так запуталось… — с досадой проговорил Ловец.

— Вы не марсиане? — спросила Тина, вспомнив интерес Вещи и два рассказа Рея Брэдбери, которые отец когда-то давно прочитал им с Подлизой на ночь. Мама потом отругала отца и куда-то запрятала книжку, потому что рассказы до полусмерти напугали сына, а дочь, напротив, непонятным образом воодушевили…

— Не волнуйся, — усмехнулся Ловец. — Я вполне землянин, как и ты.

— Тогда объясни, — потребовала Тина.

— Я не могу, — сказал Ловец и, заметив её вытянувшееся лицо, поспешно добавил: — Я бы хотел, но не умею… не знаю…

— Врёшь, — неуверенно проговорила Тина. Ловец не казался ей ни вруном, ни любителем тонких намёков на толстые обстоятельства.

— Не, не вру. Ну… Вот ты сама можешь объяснить, как ты живёшь?

— Я? — удивилась Тина. Потом сообразила, что отступать стало некуда, и кивнула. — Легко! Как живу? Ничего живу, неплохо даже, если предки не очень наезжают. В каникулы особенно хорошо…

— Я не о том. Не про хорошо или плохо, — мотнул головой Ловец. — Я про другое: ты вот знаешь, как и почему вышло так, чтобы ты вообще на свете была? Именно ты? Именно такая? Жила в своём доме, в своей семье?

— Мне надо подумать, — честно ответила Тина.

Ловец понимающе кивнул.

Тина попробовала подумать. Когда-то она, как все маленькие дети, считала себя единственным «я», обозревающим гигантские декорации мира. Однажды, когда они с мамой ехали в метро, до неё вдруг дошло, что мир состоял из несчётного множества таких же «я», ничем не хуже и не лучше её самой. Когда человек как следует осознаёт, что он в этом мире — пылинка, от наличия или отсутствия которой по сути ничего не зависит, ему настаёт пора уходить. Кристине, по счастью, до этого было ещё очень далеко. Тем не менее в процессе размышления она обнаружила множество интересных вещей, обдумывание которых раньше откладывала «на потом», а теперь вдруг увидела с неожиданного ракурса. В итоге пришлось развести руками:

— Нет, я этого не знаю…

— Вот и я — тоже, — удовлетворённо сказал Ловец.

Тина решила, что общефилософских вопросов с неё уже хватит.

— А где вы живёте? — спросила она.

Если она ожидала географических координат или хоть расплывчатого «за третьей ёлкой направо», то фокус не удался.

— Везде, — ответил Ловец. — Кому где нравится. Художник, например, обычно в своих картинах живёт…

Тина вздохнула. Наверное, так и придётся уходить несолоно хлебавши. Обидно, конечно, но раз уж день с самого начала не задался…

— Он сейчас, наверно, где-то неподалёку, — неожиданно сказал Ловец. — Хочешь познакомиться?

— Да, конечно, — быстро сказала Тина.

«Значит, он не то чтобы хочет от меня поскорее отделаться…»

— Только не бойся и ни на что не ведись, — предупредил Ловец. — Он сам всех боится. А если спрячется, его уже никто не найдёт.

Они пошли по берегу, и песчаные смерчики полетели за ними, заметая следы.

Художник оказался художником в самом прямом смысле. Он рисовал.

Сидел на песке и, высунув кончик языка, водил остро заточенным карандашом по листку бумаги, уложенному на дощечку. На вид Художнику было лет двенадцать, но это ничего не значило. Его, как и Вещь, за человека можно было принять разве что издали.

— Ты умеешь входить в картины? — деловито обратился он к Тине.

— Не приставай, — с досадой перебил Ловец. — Ты же знаешь: этого никто не умеет, кроме тебя.

— Погоди, — сказала Тина. — У нас дома на верхней полке лежит бабушкин альбом. Там всякие известные картины. Старые — и вправду хорошие, всё как настоящее нарисовано, без этих современных понтов. Когда я была совсем маленькой, я очень любила этот альбом рассматривать. Так вот, там была одна картина… Вроде совсем простая… В смысле, пейзаж, без людей… Озеро вдаль уходит, тучи сизые громоздятся, на утёсе чёрные деревья гнутся под ветром… Кладбище из нескольких крестов и маленькая церковка. Холодно и сумерки кругом, и дождь с грозой то ли был, то ли ещё будет, и всё такое огромное, а в церковке окошечко, и в нём горит такой тёплый жёлтенький огонёчек…