Дети Капища - Ян Валетов Страница 45

– Чего она так на тебя злится? У тебя что, появился кто-то?

– Пока нет, – ответил Сергеев. – Не появился. Но это не при чем. Не потому она злится. Есть у меня кто-то или нет – ей, поверь, Мариша, давно плевать.

Маринка отхлебнула из чашки, смешно сморщила нос (чай был горячим) и сказала быстро:

– А женщины все равно злятся, нужен ты или не нужен! Она же собственница, знаешь? Ты думаешь – это навсегда?

– Что навсегда? – переспросил Сергеев. – То, что мы расстались?

Она кивнула, глядя на него из-под челки.

– Да. То, что вы расстались.

– Думаю, что так.

– Почему? Почему ты так думаешь? Если она позовет – ты вернешься?

«Вот вопрос, – подумал он. – Сергеев, ты вернешься? Или так: Сергеев, тебя позовут?»

– Мариша, не я ушел. Она. Это мне надо ее звать.

– Почему тогда не зовешь?

– Потому что она не вернется.

Она опять прикоснулась губами к чашке. Викиными губами.

– Откуда ты знаешь? Попробуй!

«И что тут объяснишь? – промелькнуло у Сергеева. – Как рассказать о том, что наша любовь умирала не один день и не один месяц. Как объяснить, что она начала умирать, не успев еще родиться. Из-за того что было у Вики до меня. Потому что для нее жизнь была борьбой со всем, что ее окружало, и в этой войне не делалось различия между чужими и близкими. И было только одно исключение из правил. Не я, разумеется, а ты, Маринка».

– Я пробовал, – сказал он вслух. – Ничего не вышло. Когда-то, очень давно, когда мы только познакомились с мамой, она мне сказала, что в тот момент, когда она узнает обо мне все, я стану ей неинтересен. И тогда она от меня уйдет. Так что… Можешь считать, что твоя мама всего лишь сдержала обещание…

Мимо окон кафе по неровной брусчатке шлепали колесами машины. Возле ларька, на улице, стоял скрипач с испитым, одутловатым лицом и сосредоточенно водил смычком по струнам. Звуки через толстые стекла не долетали, только когда дверь распахивал очередной посетитель, отдаленная музыка врывалась вовнутрь короткой рубленой фразой – всего несколько нот. Сергеев подумал, что вскоре, когда пойдет надвигающийся на город дождь, скрипач, сутулясь, побежит прятаться в ближайшую подворотню, подхватив потертый футляр с мелочью и смятыми бумажными деньгами. А ему так и не удастся узнать мелодию.

– Я думаю, – произнесла серьезно Плотникова-младшая, – что это был только повод.

– Возможно, – согласился Михаил, вымученно улыбнувшись одной стороной рта, – только это ровным счетом ничего не меняет. Даже хуже. Это еще обиднее.

– Почти год прошел…

– Чуть больше.

Он мог с точностью до дня сказать, сколько прошло с того самого момента, как Плотникова, там, на лестнице, прикоснулась прохладными губами к его лбу прощальным поцелуем. Триста девяносто семь дней. Можно было бы сказать и с точностью до минут, но Сергеев не стал этого делать. Триста девяносто семь дней со дня ухода Плотниковой и второго пришествия Мангуста. Только триста девяносто семь дней.

– Давай-ка возьмем тебе чизкейк, – сказал он Маринке и усмехнулся, но не вымученно, хотя это стоило ему усилий, а тепло. – А там, глядишь, и я не выдержу и сам съем кусочек с тобой за компанию. Хорошо?

Маринка кивнула и улыбнулась ему в ответ.

Викиной улыбкой.

– Его надо эвакуировать отсюда, – сказал Сергеев. – Можете мне верить, а можете – нет, но… Если его не доставить на Большую Землю – эта зима может стать для нас тяжелой.

– На что ты рассчитывал? – спросил Красавицкий.

Глаза у него были красные, усталые. Тимур не выспался и стало особенно заметно, как он постарел и сдал за последние полгода.

Они сидели в холле на первом этаже, у камина, собранного из старого огнеупорного кирпича кем-то из здешних умельцев. За окнами крутилась настоящая вьюга, ставшая достаточно частой для этих мест, и швыряла в стекла хлопьями снега, а в комнате было тепло, по-настоящему тепло, так, что в ботинках не усидишь.

Сергеев мучаться не стал, тем более что поменял носки вечером, и, сняв «берцы», сидел, с удовольствием шевеля пальцами ног.

Молчун последовал его примеру незамедлительно.

– Рассчитывал я на то, – отозвался Сергеев, – что наш подопечный в крайнем случае сумеет себя защитить. Был у него, знаете ли, некоторый специфический опыт.

Говорова посмотрела на Михаила с сомнением.

– И не сомневайся, – подтвердил он. – Если бы ты знала, сколько народу этот бледный вьюноша обидел до смерти, – удивлению не было бы предела.

– Ну, предположим, – согласился Красавицкий, ухватив стакан в подстаканнике, полный горячим чаем, за красиво гнутую ручку подстаканника.

Красавицкий обожал старинные штучки, и близкие ему люди, знавшие об этой слабости Тимура, тащили ему в подарок разные антикварные безделки, найденные в развалинах. Этот самый подстаканник из черненого серебра нашел и подарил ему сам Сергеев.

– Предположим, ты прав, и этот парень – натуральный монстр. Рельсы руками гнет, арматуру в узлы вяжет. Взглядом убивает, что твой василиск! Монстр, убивец, супермен! Но он же не идиот? Сколько отсюда до ближайшей границы? Верст 150 будет?

– Поменьше, – задумчиво произнес Сергеев. – Но все равно неблизко. И места, надо заметить, поганые: что на запад сунься, что на восток…

– Ну, если судить по его внешности, на Запад он не пойдет. Восток ему ближе, – усмехнулся Красавицкий невесело. – И ты хочешь сказать, что, назначив тебе рандеву здесь, в Днепре, он собирался пехом чесать до восточной границы? По поганым местам и больше ста километров? Не верю! У него что, постоянное «окно» на Востоке?

Судя по тому, кто Сергеева с Али-Бабой в свое время познакомил, у араба на Востоке было не окно, а целые ворота. Но говорить об этом вслух, даже в своей компании, было неправильно. Можно, конечно, но все-таки неправильно. Мало ли кто может прознать про «дырку» в границе?

Не то чтобы он не доверял Красавицкому и компании, наоборот, этим людям Сергеев верил безоговорочно. Но в Госпитале крутилось большое количество временных постояльцев и просто гостей. Упоминание, услышанное вскользь слово, случайно брошенная фраза…

То, что знают двое, знает и свинья.

Сергееву не улыбалось столкнуться с отрядом доблестных ооновцев, высланных для «прекращения незаконной деятельности преступной группы». Особенно на «окне» во время пересечения грузом границы. Стрелять «белые каски» начинали раньше, чем пугались, и конечно же раньше, чем видели цель.

– «Окно» на Востоке? Возможно, – уклончиво ответил Михаил. – Я бы не стал этого утверждать. Но то, что у него был план быстрой эвакуации, тут, ты, Тимур, прав на все сто. Был. Но вот остался ли?

Молчун посмотрел на Сергеева с нескрываемой иронией, наморщил свой курносый нос и снова пошевелил пальцами ног. Михаил заметил, что один носок у него сильно протерся – выглядело это так, словно на синей и гладкой махровой поверхности появился лишай. Сквозь нитяную решетку проглядывала кожа ступни.