Амнезия творца - Джонатан Летем Страница 45

– Гвен. Городская цыпочка, припоминаешь? Ах, до чего же мы забывчивый народ! Надо было тебя назвать капитаном Рассеянным, Космическим Ковбоем. Ладно, не бери в голову. Мы с ней все в лучшем виде уладили. Кто-то теряет, кто-то находит. Ну и милашку ты себе во сне заделал, капитан!

Келлог пыхнул сигарой. Та жирно поблескивала в сполохах мигалки, и Хаосу вдруг почудилось, что она усажена орехами. Что Келлог курит шоколадный батончик.

– Гвен у тебя? – Хаос вспомнил о ней. Только теперь.

Келлог рассмеялся, пуская дым:

– Что, капитан, ревнуем маленько?

– А? Нет. Она не настоящая.

– Не настоящая? Да ты, брат, слепой. Хаос, у тебя совершенно гребаное мироощущение. Она такая же реальная, как и я. Мы оба вышли из тебя.

– Ты псих!

– Какая прелесть! – Келлог вскочил с дивана, Хаос отступил на шаг. – Что я должен на это сказать? «Нет, это ты псих?» Ну, давай поиграем, время терпит. – Он дурашливо скашивал глаза, когда изображал Хаоса:

– «Ты псих». Нет, это ты псих. Извини, но это ты псих. – Он протянул руку и ткнул Хаоса в грудь изжеванным концом сигары; коричневая от табака слюна осталась на тенниске. – Сдавайся, Хаос. В наши времена нормальность и реальность выеденного яйца не стоят.

– Оставь меня в покое. Келлог воздел руки:

– Ты – начальник. В том-то все и дело, Хаос. Ты тут всем заведуешь.

– Дерьмо собачье! – вспылил Хаос. – Я совсем запутался. Я ведь сейчас в Сан-Франциско, верно?

– Ну, допустим…

– И смотри: я снова рядом, точу с тобою лясы. – Хаос опустил голову на ладони. – Дотащился до самого Сан-Франциско и все-таки не сбежал от тебя.

– Ну что за белиберда! Дружище, это ты меня позвал. Я в этом деле всего лишь консультант.

Хаос пропустил его слова мимо ушей.

– В моей жизни огромных кусков не хватает, – продолжал он. – Даже родителей вспомнить не могу.

Келлог пренебрежительно помахал рукой:

– Хаос, тебе уже тридцать. Не тот возраст, когда хнычут про родителей. Кто мешает самому обзавестись семейством?

– Келлог, кто это все со мной сделал? Ты?

– Я? Да ты что, приятель. Ты уже был таким, когда я тебя нашел. Когда ты меня нашел. Когда мы начали работать вместе. Такая уж у тебя жизнь. Не вылазишь из Оэсэр.

– Оэсэр?

– Ограниченная Субъективная Реальность, так я это называю. Надо бы авторское право зарегистрировать. Все просто: ты прибираешь к рукам небольшую территорию, пока не сталкиваешься с другим парнем, который промышляет тем же самым. Небольшое сферическое поле реального и нереального, нормального и ненормального. Всего, что ни напихаешь. Вот так ты и живешь. Оэсэр.

– У тебя на любую загадку готова теория.

– В чем-то ты прав, пожалуй. И твоей Оэсэр явно не мешало бы принарядиться. – Келлог помахал рукой и сбил свечу. – 0-па! Ладно, мне пора. Всяческих успехов. – Он поднял мигалку и пропел:

– Ты пойдешь верхом, а я пойду низом, но буду в Шотландии раньше тебя… – У двери он остановился и повернулся. – А, блин, чуть не забыл. Глен тебе записку черкнула. – Он покопался в кармане и добыл скомканный клочок бумаги. – Лови.

Он бросил записку Хаосу и затопал по ступенькам. Хаос расправил бумажку и прочел:

"Кэйл не может до нас добраться. Из-за тебя ему нас не найти. Если не сделаешь чего-нибудь, мы тут насовсем застрянем».

Хаос положил записку на стол рядом с сигаретами. Посидел неподвижно минуту-другую, затем достал из сумки снедь от сестры Эрскин, снял фольгу, подкрепился.

В ту ночь его разбудили тихие шаги на лестнице. Он сел и зажег свечу. Отворилась дверь, вошла Мелинда.

– Ты, козел! Зачем меня к родителям отправил?

Он протер глаза и моргая уставился на нее. Мелинда плюхнулась в изножье дивана.

– Снова драпанула, только что. Прикончить меня собирались!

– Как ты сюда попала?

– На Эджа наткнулась, он подбросил. Вот козел! Глаз на меня положил, все цепляется… Никак не может поверить, что я вернулась в город.

– Где Иди? Она усмехнулась:

– Ну вот, теперь ты хочешь знать, где Иди. Хаос, малыш, а ты не думал, что уже поздновато?

– Ты о чем?

– В Вакавилле все пошло ко всем чертям. Кули…

– Что?

– Трудно объяснить. И вообще, где тебя носило? И что мы тут делаем?

– Пришлось вернуться. Я не хотел тебя затащить. Это из-за той женщины…

– Знаю, знаю. Девушка из сна. Эдж сказал, она теперь у Келлога. Ну а ее ты зачем сюда приволок?

– Надо было выяснить… Я… Для нее я даже не Хаос. Я думал, возвращаюсь в прошлое… Но ничего там не нашел.

– Ну и что?

– Мне вдруг показалось, что необходимо снова стать Хаосом.

– Ладно, что сделано, то сделано. – Мелинда закатила глаза и зевнула. – Только сдается мне, ты стал не тем Хаосом.

– Что значит – не тем? Она подняла ноги на диван и опустила голову на колени.

– Тебе достался неудачник. Хаос, который только сидит и хнычет. Я в том смысле, что тебе нужен был другой. Тот парень, который чесанул по автостраде.

На это ему нечем было возразить.

– Может, в него она и влюбилась бы. Если это то, чего ты хотел. Если ты хотя бы знаешь, чего хочешь. – Она снова зевнула. Господи, до чего ж я устала. Пришлось впотьмах валяться с открытыми зенками, ждать, когда предки уснут. Ну и натерпелась же страху из-за тебя! – Она приподняла голову и произнесла чуть бодрее:

– Это не ты часы потерял? Там, на стоянке…

Она свернулась клубочком у него в ногах и вскоре уснула. «Похоже, нисколько не сомневается, что ее место – здесь, – размышлял Хаос. – Как бы ни злилась на меня».

Он долго сидел и смотрел на спящую девочку. Когда решил, что уже не разбудит ее, слез с кушетки, спустился по лестнице и вышел из здания. Светало. Он повернулся и увидел над западными холмами последние гаснущие звезды.

Часы он нашел на кучке щебня на краю стоянки. Они оказались на удивление массивными. Когда Хаос их поднял, раздалось звучное щелканье и заходил золотой маятник. Часы щелкали мерно, как их Хаос ни поворачивал. Уму непостижимо, думал он, рассматривая их. В Хэтфорке и Малой Америке никогда не бывало и не могло быть таких чистых, красивых, целых вещей.

Новый знак, новая стрелка, указующая ему путь из Хэтфорка. Но на сей раз – странный, неожиданный знак.

Он понял: придется вернуться. Там, откуда эти часы, осталось незаконченное дело. Возможно, это так и не удавшийся побег.

Щелканье расстраивало ясную мысль, хоть и призывало вернуться.