Комиссар госбезопасности. Спасти Сталина! - Олег Таругин Страница 44

– А неофициально?

– А неофициально, Сереженька, он произнес буквально следующее: «А ну брысь отсюда, и чтоб я тебя тут в упор не видел! Вернется твой, никуда не денется. А станешь спорить – обнулю все допуски, так что даже не узнаешь, когда связь восстановится». Вот такой он солдафон неотесанный, за что я его безумно и уважаю.

Полупрозрачная ткань практически ничего не скрывала, и Кобрин, несмотря на не шибко хорошее физическое состояние, мгновенно ощутил нарастающее желание. Ветвицкая, скользнув взглядом по его телу, усмехнулась:

– Ну уж нет! Пока с вас достаточно, товарищ майор, так что расслабьтесь! Как в ваших кругах говорится, отставить. Вот откормитесь немного, здоровьишко, ратным трудом подорванное, подправите, тогда уж и приставать к практически невинной девушке станете.

– Ой, подумаешь, не слишком-то и хотелось, – Кобрин послушно откинулся на подушку. – И чем занималась?

Девушка пожала плечами:

– Если надеешься, что лила горькие слезоньки над твоим голофото и страдала о своей несчастной судьбе, то глубоко ошибаешься. Работала, поскольку этого мне как раз таки никто не запрещал.

– Над этими самыми «новыми протоколами парентерального питания», что ли?

– Так ты уже в курсе? – без особого удивления осведомилась Маша, с трудом пряча улыбку. – И когда только успел! У всех женихи как женихи, а у меня мало что солдафон, так еще и умный. Ну, да, и над этим тоже. Догадывалась ведь, что ты можешь и всерьез задержаться.

– И как успехи?

– Нормально, новые рецептуры позволяют находиться в стазисе до двенадцати месяцев без критического вреда для здоровья. Да там не только в питании дело, основная проблема – атрофия мышечной ткани в условиях длительной адинамии. Конкретно я, имею полное право похвастаться, участвовала во внедрении в медблок системы миостимуляции и ее клиническом испытании. И не смотри такими глазами, я ж не на себе испытывала, в моем нынешнем положении подобное противопоказано. Главное, все работает… – Внезапно осекшись, девушка, прищурившись, вгляделась в его лицо. – Так, стоп! Сережа, а отчего это ты сейчас таким довольным выглядишь, а? Ты ж это не всерьез? Ты ведь не собираешься НА СТОЛЬКО туда возвращаться?

– Разумеется, нет! – неискренне вскинулся Кобрин. – Что мне столько времени в прошлом-то делать?! Помогу немного нашим ситуацию разрулить, да и вернусь. Может, месяц, может, и того меньше, как пойдет.

– Сволочь, – безапелляционно сообщила Ветвицкая, отворачиваясь. При этом майор был отчего-то совершенно убежден, что оное слово было произнесено с нескрываемой нежностью. – Мерзавец! Это мне что, и рожать теперь одной? И… вообще?

– Маш…

– Отстань, – девушка порывисто поднялась, подходя к окну. – Вот так и знала, честное слово!

– Товарищ прапорщик, как старший по званию…

– Да иди ты в задницу, я не за звание замуж выйти соглашалась, а за человека! Любимого, между прочим! Ладно, проехали…

По полу прошлепали легкие шаги босых ног – один, второй, третий. Едва заметно просел эргономический матрац. Лицо обожгло горячее дыхание:

– Горжусь тобой, Сережка, ты у меня такой, такой… герой, короче говоря, вот! Иди сюда.

– А как же насчет подорванного здоровья? – пробурчал Кобрин, торопливо освобождая невесту от достаточно эфемерной одежды. – И общего истощения организма? Не говоря уж о прочей атрофии?

– Здоровье пока немного подождет, – выдохнула девушка, прижимаясь к любимому мужчине всем телом. – А с истощением и атрофией мы завтра о-го-го как бороться станем, как только проснемся, разумеется!

– А еще мы завтра распишемся, – решительно сообщил Сергей. – Некуда откладывать. Полагаю, Роднин против не будет, скорее, за.

И это оказалось последней более-менее осознанной мыслью…