Падший - Павел Корнев Страница 44

Моргнув, я вновь прицелился и выстрелил второй раз. На этот раз пуля угодила душителю меж лопаток, и он сполз по стене на землю. На кирпичной кладке осталась бурая полоса.

Хрипло выдохнув проклятие, я поднялся на ноги, и в глазах немедленно посерело, зашумело в ушах. Вздохнул — взорвались болью ребра. Но перетерпел. Второй шаг дался уже легче, и с каждым последующим ударом сердце билось все ровнее и спокойней.

Оставляя за собой кровавый след, бхутот полз по земле; он почти выбрался из переулка, когда я приблизился, поднял пистолет и выстрелил в затылок. Затем тяжело оперся о стену, переводя дух, но где-то неподалеку раздалась трель полицейского свистка, и поскольку встречаться с бывшими коллегами мне было совсем не с руки, я развернулся и заковылял по переулку к валявшимся на земле душителям.

Заманивший меня в западню паренек при падении свернул себе шею, добивать его не пришлось. Я прострелил голову покалеченного ударом о стену индуса и убрал «Штейр» в кобуру. Потом забрал слетевшие в драке очки и разряженный «Цербер», с болезненной гримасой выпрямился и поспешил прочь.

Сознание окончательно прояснилось, боль утихла, лишь неприятная ломота продолжала крутить левую руку, обвисшую словно плеть. На ходу я протер лицо носовым платком и выкинул его в кучу мусора. Перепачканный кровью пиджак пришлось снять и перебросить через левую руку, изображая утомленного жарой гуляку. Заодно завернул в него снятую с пояса кобуру.

На сорочке и брюках подозрительные пятна в глаза не бросались, я спокойно вышел из прохода меж домов и зашагал по безлюдной улочке, узенькой и глухой, с воротами оптовых лавок и складов на первых этажах домов. Людей на ней не было, лишь сидевший на брусчатке лепрекон выбивал ложечкой мелодию из составленных перед собой разнокалиберных бутылок.

— Драть! — брезгливо поморщился он при моем появлении. — Ну и вид!

Не останавливаясь, я сплюнул кровью в перевернутый для сбора подаяний цилиндр и поспешил дальше. Настырный коротышка выгреб набросанную в головной убор мелочь, нахлобучил его на макушку и засеменил следом.

— Сгинь! — прорычал я и свернул в переулок, в дальнем конце которого серебром сверкала на солнце мелкая рябь воды.

За спиной послышался перестук копыт, по улице пронесся полицейский экипаж. Лепрекон обернулся, засунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Сегодня он уже не казался бесплотным призраком, но тени коротышка по-прежнему не отбрасывал.

— Пристрелю! — на полном серьезе пообещал я.

Альбинос осекся, а когда я подпрыгнул и перевалился через закрывавшую проход к реке решетку, протиснулся сквозь ржавые прутья, сбежал на дебаркадер и принялся мочиться в воду с парапета.

— Сволочь, — хрипло выдохнул я, сошел на каменные ступени и кинул под ноги безнадежно испачканный кровью пиджак. Потом медленно и осторожно опустился на корточки, зачерпнул пригоршню воды и умылся. Левая рука уже понемногу шевелилась, но опухоль нисколько не спала, пальцы почти не двигались. И эта боль…

Жгучая боль вгрызалась в кости, крутила суставы и рвала сухожилия. Она отдавалась в плечо и острыми уколами дотягивалась до шеи, заставляла страдальчески морщиться и шипеть сквозь стиснутые зубы проклятия.

Не обращать на нее внимания было дьявольски непросто, но ничего другого мне сейчас просто не оставалось. Могла помочь инъекция опиума или бутылка дрянного рома, вот только ошибок отца я повторять не намеревался. Насмотрелся в свое время…

Тут вспомнился сухой треск раздавленной гортани и тепло чужой крови, потекшей по руке; меня затрясло. Подобным образом имел обыкновение убивать печально знаменитый Прокруст, мой несчастный отец. Тогда, когда не терял над собой контроль и попросту не разрывал жертв на куски.

Что еще я взял от него? Что перешло по наследству и до поры до времени дремлет в подсознании?

Что, а?

— Кстати, малыш! Безумно рад видеть тебя в добром здравии! — сказал лепрекон, застегнув последнюю пуговицу ширинки. — Но вряд ли папенька мог бы тобой гордиться!

Я молча развернул лежавший на каменной ступени пиджак. При виде пистолета надоедливый коротышка выставил вверх средний палец и шагнул с парапета в реку. Плеска воды не прозвучало.

— Чтоб ты сгинул! — в сердцах выругался я, отцепил от «Цербера» съемную кассету, вынул стреляные гильзы и зашвырнул их на глубину. Перезарядил оружие и убрал его в карман брюк.

Потом принялся замывать обнаруженные на манжетах капли крови, бурые и уже подсохшие, но до конца их не оттер, поскольку безумно захотел есть. Закружилась голова, желудок начало резать от голода.

Сплюнув под ноги струйку розовой слюны, я тыльной стороной ладони вытер губы, и хоть во рту продолжал стоять металлический привкус крови, пить из реки не стал, вместо этого положил на язык малиновый леденец. И дело было вовсе не в брезгливости из-за беспардонной выходки лепрекона, просто воды Ярдена в пределах Нового Вавилона содержали столько разнообразных химических соединений, что могли прикончить и оборотня. А то и зомби упокоить.

Вот нисколько бы не удивился. Воистину — святая вода нового времени.

До Леонардо-да-Винчи-плац, где располагалась лавка Александра Дьяка «Механизмы и раритеты», добирался окольными путями, да и в окрестностях Императорской академии изрядно покружил в безуспешных попытках выявить возможную слежку. Благо мой внешний вид особого удивления у местных обитателей не вызывал. Помимо студентов технических специальностей, опрятных и подтянутых, на извилистых улочках исторической части города хватало и растрепанных гуманитариев. Учащиеся высокой школы искусств и слушатели театральных курсов зачастую и вовсе выглядели еще хлеще меня.

Пока шатался по округе, на глаза попался фонтанчик с питьевой водой, тоненькой струйкой бивший из стены старинного на вид дома. Я умылся и напился, потом сунул в чашу левую кисть и держал ее там до тех пор, пока пальцы не начали отниматься, а холод не заморозил боль.

Так себе обезболивающее, но ничего более действенного у меня сейчас не было.

Когда я переступил порог лавки, Александр Дьяк в изумлении округлил глаза, хрипло выдохнув:

— Леопольд Борисович?! — и сразу закашлялся, сотрясаясь всем телом. Какое-то время он гулко бухал, тяжело опираясь обеими руками на прилавок, потом выпрямился и махнул рукой: — Закрывайте!

Я повесил на дверь табличку: «Закрыто» и задвинул засов, а изобретатель вытер рот платком и вышел из-за прилавка.

— Вы разве не отправились в Новый Свет? — поинтересовался он. — И что у вас за вид? Что-то случилось?

— Обострение болезни. Семейной.

— Да проходите же!

Владелец лавки едва ли не силком втолкнул меня в заднюю комнату, там я выложил брякнувший металлом пиджак на стол и без сил повалился на кушетку.

— Насколько серьезный был приступ и что у вас с рукой? — спросил изобретатель, выкатывая из дальнего угла тележку с установленным на ней электрическим оборудованием.