Фебус. Недоделанный король - Дмитрий Старицкий Страница 44

Вот и тут правая часть шпангоута у изделия близнецов на десять дюймов шире левой… а должны быть строго симметричными. Привыкли, понимаешь, строить круглые кокки. Берут груз и обшивают его деревом — вот вам морской торговый корапь. В случае бури можно и на берег выкинуться. Благо далеко от него не плавает пока никто.

А мне нужна надежная коробочка, способная переплыть океан.

Сам виноват. Надо мне было сразу от них модель и чертежи потребовать. На бумаге-то оно проще исправлять. Хоть и дорогая тут бумага, но всяко дешевле корабельного леса обходится.

Отвернул я свой взор от корабелов, на бухту посмотрел. Пустая бухта — рыбаки на вечерний промысел трески вышли. На море, что ласковой волной набегало на песчаный пляж, и на силуэт башни на мысу Сокоа посмотрел, чтобы успокоить сердце тем, что хоть где-то все идет у меня нормально и по плану.

В бухту лихо заходил корабль. Интересный такой. Фок-мачта вся в прямых парусах в четыре яруса, а грот и бизань как со шхуны сняли. И два кливера есть. Я даже название такому парусному вооружению припомнил — баркентина. Надо же — я считал, что они позже появились, где-то на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков. А тут, оказывается, на них уже плавают. На сто лет раньше. Чудны дела твои, Господи. Может, я не те книжки читал? Или прав Фоменко, что мы себе в истории несколько веков приписали просто?

На рейде парусник бросил якорь и убрал паруса. Красиво убрал. Разом. Спорая там команда: видно, слаженная не одним походом. И боцман наверняка тот еще цербер.

Обернулся опять к своим корабелам. Напомнил еще раз:

— И все нагели медные ставить. Деревянные нагели океанская волна сразу расшатает. Вам хоть это понятно?

Близнецы активно закивали головами, подтверждая собственную понятливость и сообразительность.

— Да, сир. Сначала делаем чертежи и модель. Все как вы хотите.

Чувствовалось, что мастера давно уже раскаялись в том, что согласились работать на царственного заказчика. Но куда деваться-то им теперь с подводной лодки?

— Привезете их мне в По. А это безобразие, — показал я на недостроенный скелет корабля, — разобрать, чтобы я его не видел.

А вот дальше опять пришлось выступать в качестве учителя. Только уже черчения. Схематически изобразил близнецам палубные срезы, продольную и поперечные проекции шхуны со всей требуемой начинкой. И объяснил, что я понимаю под понятиями масштаб и шаблон. Вроде вняли. Хотя еще сомневаются. Весь их предыдущий успешный опыт совсем о другом твердит. На глазок все привыкли… как русский Левша аглицкую механическую блоху подковывал.

— Молодой человек, — послышалось с ближнего пирса обращение с сильным гасконским акцентом. — Да, да-муазо, я к вам обращаюсь. — И через паузу: — О, простите, молодой кабальеро, не чаял увидеть золотые шпоры на столь юном и прелестном создании.

На пирсе стояли два человека, странно одетых для этого времени и этих мест.

Невысокий, худой, но жилистый кабальеро с торчащими вразлет усами и бородкой-эспаньолкой, пристальным взором серых глаз из-под широкополой черной шляпы, украшенной длинными страусовыми перьями: красным и белым. Перья красиво трепало легким ветром, но золотая пряжка, которой они прикреплены к тулье, не давала им улететь. Надето на нем было нечто скорее подходящее к веку семнадцатому, чем к пятнадцатому. Темно-синий, почти ультрамариновый распахнутый кафтан с золотыми галунами и без воротника длиной до середины бедер. С карманами! Камзол под ним тонкой оленьей замши с тиснением. Цвета светлый беж. А ворот белоснежной рубахи подвязан красным шейным платком, причем на пионерский узел. Как я когда-то красный галстук в школе подвязывал. Узкие черные штаны заправлены в высокие кавалерийские ботфорты мягкой серой кожи. Высокие голенища завернуты вниз широкими раструбами, как у киношных мушкетеров. На красных каблуках маленькие золотые шпоры с коротеньким «репьем» и гладким колесиком. Не привязные, а прибитые высоко к каблуку, чтобы по палубе ходить не мешали. Чисто символические, как показатель статуса, а не орудие управления конем. За золотой парчовый шарф, опоясывающий камзол, заткнут длинный колесцовый пистолет, как бы по контрасту с пальцами, унизанными многочисленными дорогими, но безвкусными перстнями — совсем без украшений и сильно потертый. На шикарной перевязи — эспада в дорогих ножнах. Национальность его определить было затруднительно. Лет ему было около тридцати.

Его спутник был одет примерно так же, только застегнут наглухо. На пуговицы! Перья на шляпе — черное и красное. А галуны на камзоле серебряные. На шее — стальной горжет с позолоченными изображениями якоря, наложенного на перекрещенные стволы пушек. Красовался широкой рыжей бородой и носом картошкой. Ростом он повыше первого, и в плечах существенно шире.

Виднеющийся из-под шляпы лоб представлял собой один рваный шрам. С виду похож на кельта. Золотые шпоры присутствовали и у этого. Вооружен он был морским кортиком.

Нобили.

За их плечами, в некотором отдалении, тиская в руках короткие глефы, топчутся четверо здоровенных негров. Одеты как попугаи с претензией гаремных евнухов. Охрана, козе понятно. Из рабов. Португальцы в последние годы стали ввозить в Европу «черное дерево», можно сказать, массово.

Еще двое таких же негрил остались сидеть в шлюпке, привязав ее к пирсу.

— С кем имею честь? — поинтересовался я, испытывая некоторый когнитивный диссонанс, а если по-простому, то полный разрыв шаблона.

Стоящий передо мной крендель больше смахивал на киношного капитана Блада, чем на моряка пятнадцатого века. Он своим видом также выламывался из окружающей действительности, как, к примеру, был бы неуместен и в двадцать первом веке на московской улице.

— Сердечно простите, молодой кабальеро, мое невежество, — очень вежливым тоном ответил мне старший собеседник, но с некоторой ноткой издевки, как я почуял, — я не представился. Нет мне прощения. Разве только принять во внимание, что болтаемся в море мы уже больше месяца и несколько одичали в походе…

Тут его спутник, не удержавшись, фыркнул, стушевался и опустил глаза. А худощавый продолжил и наконец-то представился:

— Я капитан Ян фон Врунгель, а это мой лейтенант корабельной артиллерии юнкер Уильям фон Лом. Мы сошли с того парусника, что одиноко сейчас торчит на вашем рейде. Нам бы хотелось сделать в вашем порту некоторые запасы и кое-какую починку нашего корабля. Заодно проветрить команду. Не будете ли вы так любезны подсказать нам, к кому за этим обратиться, а то мы тут впервые.

Не хамят. Уже хорошо. Можно и ответить, тем более я пока для них инкогнито.

— На противоположном берегу реки, видите, да, вон там… есть таверна без названия. Она тут работает за справочное бюро. Кабатчик знает тут всех, все и вся. Только с условием, что вы закажете у него обед. Рекомендую кальмара в собственных чернилах — это у них фирменное блюдо. Девочек ваша команда найдет у него же.

— Благодарю вас, молодой кабальеро, за участие в наших нуждах. Позволите мне еще один вопрос?