Варяжский десант - Андрей Горюнов Страница 44

– Такая дура! Какая прелесть!

* * *

Времени было в обрез, и Николай принял решение действовать смело, если не сказать предельно нагло, сажая хронотоп в самом центре Москвы, на Пушкинской, сразу за одноименным памятником.

Однако сделать он этого не успел; хронотоп, окутанный зеленой возврат-луковицей – атмосферным явлением не вполне понятной природы, всегда возникающим при прибытии хронотопа в настоящее время из других времен, – только начал прорисовываться в вечернем воздухе, осторожно вытесняя своим появлением публику, назначившую здесь, возле Пушкина, встречу, как перед лицом Николая, над пультом, нарисовался абрикосовый поросенок, анимированный интерфейс.

– Место нашел… – затараторил, докладывая, поросенок. – Изумительное… Открытое… Рядом: оттуда и место неудачной высадки видно. Вход в бухту – как на ладони. Когда викинги еще только подходили к бухте, их засекли, запеленговали… Место, кстати, красивое – обалдеть!.. С одной стороны – море, ну как на ладони, а с берега – горы вдали, и лес есть, рядом, но не очень близко, с полкилометра… Озеро прекрасное – полкилометра, тоже у леса, река – триста метров, у подножия холма протекает, рукой подать, – два естественных рубежа обороны, если что… Относительно сухопутных сил, конечно. А место высокое, на холмике, ветерок днем оводов-слепней сносит – и обзор отличный, и третий рубеж, если что… Дров – навалом, без счету, стволы – толще меня, без сучьев, в кучи сложены, но… но… – Поросенок запнулся.

– Что «но»?

– Место занято. Там у них стойбище. Что, впрочем, совершенно естественно.

– А местные – какие?

– Да ты ж их видел! Те же, наверное, которые Бьярни, Сигурда и Кальва перебили.

– Невысокие, смуглые… – задумался Николай.

– Варяги их скрилингами называют. Что это значит – трудно сказать. В норвежском и исландском языках есть слова «scraela» – «крик» и «scraelna» – «сморщить». «Сморщенный крикун» получается. А может, это слово означает у варягов просто «абориген», «местный». По-нашему-то эти скрилинги – индейцы, помесь с эскимосами. Но точно не скажу, я не антрополог. Да и вообще, кто они генетически – это дело десятое. Стойбище у них на этом месте. На лучшем месте.

– Ну и что ты?

– А я – к тебе, с рапортом. Ты ведь сказал, помнится, что хорошее место ты сам опустевшим сделал бы. Вот, можешь попробовать.

– И ты с этим явился? Только узнав и ничего, в сущности, не сделав? Ты что, ребенок?

– Я поросенок. Анимированный интерфейс. Я, конечно, мог бы раскраситься как коммандос – ну, черные полосы по роже… И с роторной пушкой в руках… Или с баяном, да? Только я голограмма, и морду мне выкрасить трудно – нет материального носителя для краски, а кроме того, у меня ни роторной пушки, ни баяна нет. На фига свинье баян?

– Свинье баян не нужен, – согласился Аверьянов. – Ладно, помчались, – кивнул он. – Сейчас сделаем.

– А что ты собираешься делать?

– Делать будешь ты. Я-то умею, а вот тебе нужно учиться. Я у тебя уроки теории работы в параллельных мирах беру, а тебя научу за это использованию передовых достижений науки и техники на практике – так нормально ведь?

Прекратив процесс медленного своего проявления возле памятника Пушкину, хронотоп на долю секунды как бы зафиксировался в своем разреженном состоянии.

Зеленоватая возврат-луковица, пробежав по спектру, превратилась в розовую, краснеющую старт-луковицу… Кто-то в толпе восторженно ахнул, и, словно дождавшись этого звука, хронотоп резко растаял в воздухе.

* * *

Жизнь в стойбище скрилингов на Оленьем Холме шла своим чередом.

Кругом вигвамы, костры, между ними грубо сделанные огромные нарты, перевернутые днищами вверх пироги…

Всюду расхаживали мохнатые ездовые собаки, похожие на очень крупных лаек, невдалеке паслось стадо оленей – голов сто пятьдесят – двести…

Трое охотников жарили на вертеле тушу какого-то животного, небольшого, но с длинным и толстым хвостом, загнутым и засунутым поварами в выпотрошенное брюхо через задний проход, глубоко, чтобы хвост не вывалился и не подгорел на углях костра.

Возле другого костра три женщины в шесть рук очищали чью-то мохнатую шкуру от мездры.

А вот старичок, «воспитатель», собрав вокруг себя кучу детей, демонстрирует им фокус.

Э-э-э, да это тот самый старик-парламентер, выходивший на торжественную встречу эскадры викингов, а затем бросившийся со скалы!

Показав детишкам свой совершенно беззубый рот, старичок закрывает его, что-то бормочет, отрыгивает и тут же, осторожно открыв рот вновь, достает из него на глазах у изумленных детишек совершенно целое глазное яблоко какого-то крупного животного… Радужная глаза желтая, с вертикальной черной прорезью зрачка… Детские нетерпеливые возгласы подбадривают фокусника.

Старичок снова икает…

Его восьмилетняя внучка, та самая, убитая наповал дурным выстрелом Бьярни, испуганно напряглась, с восторгом ожидая очевидного…

Старичок снова достает изо рта крупный змеиный глаз…

Дети визжат от восторга…

Метрах в ста от костров, у подножия Оленьего Холма, у ручейка, сидят трое мужиков, очевидно часовых, наблюдающих за озером. Неся караул, мужики попутно заняты важным делом: пьют из мехового бурдюка какую-то густую мутную жидкость.

Хлебнув по очереди, скрилинги прибегают к ничуть не приедающейся им от раза к разу шутке: один из них ставит босую грязную ногу во влажную прибрежную глину ручья и, вдавив, отдергивает. Двое остальных, указывая то на четкий отпечаток босой ноги, то на создателя его, весело и заразительно смеются…

Увлеченные этим удачным сочетанием дружеской попойки с интеллектуальной забавой, часовые не заметили, как вдали, на противоположном от них берегу озера, материализовался хронотоп.

* * *

– Вот и приехали, – сказал Аверьянов, выглядывая в мгновенно раскрутившийся ирисовой диафрагмой люк. – Давай, брат, действуй.

– Честно говоря, я не очень представляю, с чего начать.

– Когда не знаешь, начинай сначала. Лети к ним, покажи им себя и спой им что-нибудь.

– Что спеть-то? Я знаю много песен. Терабайты в памяти.

– Спой что-нибудь забойное, известное.

– Да они ни одной нашей песни не знают и слов не поймут.

– Слова совершенно не важны. Важен ритм, мелодия и энергетика. Армейское спой им чего-нибудь… Во, блин! «Болванку» спой! Ты ее знаешь?

– Да кто же не знает «болванку»?! – удивился и доже немного обиделся поросенок. – Известнейшая песня. Классика!

– Валяй! – махнул рукой Николай.

* * *

Над костром, рядом с которым сидели старичок-«воспитатель» с детишками, раздался громкий колючий шорох с щелчками, похожий на треск вокзального репродуктора – в паузе, на холостом ходу.