Зона Справедливости - Любовь Лукина Страница 44

— Заходи… — сказал Борька и, чуть подавшись через порог, прислушался к гулкой ночной тишине подъезда. Потом окинул настороженным глазом оба лестничных пролета. — Кошелка моя к матери на два дня уехала… — вроде бы слегка осипнув, сообщил он. — Так что в кухне потолкуем… Только ты, слышь, прямо у порога разуйся… Где ж ты столько грязи-то во дворе нашел?..

Дрожащий по-овечьи Колодников покорно освободился от изгвазданной обуви и, оставшись в носках, двинулся за Борькой, оттискивая на чистом линолеуме влажные, с индейской косолапинкой следы. Сел на предложенный табурет и, стянув с бедной своей головы мокрую лыжную шапочку, бессмысленно уставился на обшарпанный допотопный чемоданчик с окованными углами, извлекаемый электриком из-за газовой плиты.

Сосредоточенно сопя, Борька с видом вызванного на дом врача «скорой помощи» приоткинул крышку и, поклацав железом, вынул из чемоданчика пассатижи, отвертку и, наконец, высокую банку темно-коричневого стекла с наклейкой «Осторожно! Ядохимикаты!» Отвертку и пассатижи он отправил обратно, а банку поставил на стол. Снова спрятал чемоданчик за плиту, добыл откуда-то две стопки и, отвинтив пластмассовую крышку банки, наполнил их всклень прозрачной жидкостью, на поверку оказавшейся обыкновенной водкой.

— Куртку-то скинь, — хмуро сказал Борька, захлопнув дверцу холодильника и выставляя на стол эмалированную миску с квашеной капустой. — Да прямо сюда брось…

Выпили, обойдясь без тоста. Не зная, с чего начать, Алексей с остановившимся взглядом долго жевал капустную прядь, показавшуюся ему совершенно безвкусной.

— Значит, огреб, говоришь, сдачи?.. — задумчиво молвил Борька, и Колодников отважился наконец поднять глаза.

— Почему?.. — спросил он испуганно.

Электрик диковато усмехнулся и, подавшись к Алексею поближе, зашептал, хотя во всей квартире, кроме них, не было ни души:

— А то не видно, что ли?.. Хочешь, расскажу, как у тебя сейчас дело вышло?.. Отвесил ты своей бабе плюху. Так?.. Ну, чего башкой трясешь?.. Что ж я, не слышал, как ты там с ней внизу разбирался? Отвесил-отвесил… Потом выскочил во двор, пока она ментовку не вызвала… Добежал до арки. И там тебе твоя же плюха и вернулась… Верно?

Колодников с ужасом уставился на электрика. Втайне он и сам обо всем уже догадался, но одно дело — знать про себя и помалкивать… А вот услышать то же самое со стороны…

— Моя? — беспомощно повторил он.

— Ну а чья? Моя, что ли? — Электрик нахмурился и снова наполнил стопки.

Майка на Борьке была полосатая, как тельняшка, с глубоким вырезом. На бледной молодцевато выкаченной груди путались в негустых седеющих волосах нанизанные на одну цепочку православный крестик, оловянный католический образок с Божьей матерью, буддийский мягкий амулет из красной шерсти и еще что-то, чуть ли не клык Магомета. Предусмотрителен…

— За тех, кому повезло, — глуховато сказал Борька. — За нас, Петрович…

Алексей с отчаянием смотрел на свою стопку и почему-то все никак не мог заставить себя протянуть к ней руку. Зря он приперся к Борьке. Проще уж было забыть то, что стряслось с ним сейчас во дворе, списать все на расстроенные нервы, на мгновенное помутнение рассудка, на алкоголь наконец… А от всего остального — и вовсе отмахнуться: дескать, не мое это дело, милиция есть — вот пусть она во всем и разбирается…

— Почему?.. — еле слышно повторил он.

Электрик молчал и с хрустом закусывал капустой.

— Во!.. — сказал он, дожевав, и ткнул себя пальцем в бледную ляжку.

Алексей не понял. Тогда Борька заголил ногу повыше и предъявил старый рубец.

— Четырнадцать лет мне было… — сообщил он, как бы сам тому удивляясь. — Подловили мы с пацанами Толяна Колобка — к девчонке он к одной с нашего двора клеился… Видишь, даже кликуху его до сих пор помню… А я только-только ножик себе сделал из напильника, рукоятка — наборная, в три цвета… На нем и опробовал тогда — на Колобке… Ребята меня потом сильно уважали…

— А почему в ногу?.. — туповато спросил Алексей, не сводя глаз с белого твердого шрама.

— Ну как… — несколько замялся электрик. — Я ж говорю: пацан, четырнадцать лет… В живот сажать испугался, в ляжку засадил… И слава те Господи, что испугался. А если бы зарезал, представляешь?.. — Борька одернул левую трусину и с болезненной гримасой взялся за ребра с обеих сторон. — И шпангоуты — тоже пацаном, только уже малость постарше был… — пожаловался он. — Тогда у нас что ни день драки шли — район на район. Цепями дрались, шкворнями, трубками — чем попало… Ну и потоптали мы одного с новостройки… А теперь вот второй год уже: чуть дождик — скрипят шпангоуты, спасу нет… Ты думаешь, я почему пью-то? Болят, стервы… Ну, про колотые раны на заднице я тебе вроде рассказывал…

— Рассказывал… — сдавленно подтвердил Алексей.

— Ну вот… А полтора года назад понесло меня, дурака, среди ночи на улицу… Тогда еще, помнишь, водку прямо в киосках продавали… И как меня, Петрович, в этой арке накроет!.. — Борька уронил стриженую башку и горестно ею потряс. На маковке нежно розовела круглая плешинка величиной с бывшую пятикопеечную монету, тоже пересеченная шрамиком. — Ну, думаю, все! Полундра, сам лечу… Не дай Бог! Все равно что в бетономешалку кинули, понял?.. Очнулся — в травматологии. Места живого нет, врачи диву даются, мент пришел — тоже глазами хлопает… Это еще нашли меня быстро, а то бы кровью запросто истек… Или замерз бы, как тот алкаш… А так — в самое времечко угодил: начало сентября, ночи теплые, народ то и дело в арку отлить забегает…