Обманутый и оскорбленный - Александр Ярославцев Страница 44

Обе стороны были достойны победы, однако у подданных французского императора не было той твердой решимости умереть на поле боя, которая присутствовала у русских, и они начали отступать. Когда уже наметился основной перелом в рукопашном сражении, то, по иронии судьбы, ожили русские батареи, к которым подвезли долгожданный боезапас. Уцелевшие орудия щедро палили картечью по отступающему врагу, стремясь внести и свой скромный вклад в этот боевой успех.

Примерно такая же картина была и на правом фланге русских войск, которыми командовал генерал Петр Горчаков, но с той лишь разницей, что если лишь больше половины французской пехоты имела штуцера, то англичане были вооружены ими поголовно. Засев в зарослях виноградника по склону берега, которые не были уничтожены русскими заранее, британцы методично расстреливали шеренги Брестского полка, прикрывавшего подступы к мосту через Альму.

Не лучшим образом обстояли дела у Владимирского и Бородинского полков, стоявших чуть далее своих товарищей. Их линейные ряды также страдали от штуцерного огня неприятеля, которые выжимали из своего преимущества максимум выгоды, выкашивая русских солдат и при этом сами не неся потерь.

Как и в случае с французами, русская артиллерия ничем не могла помочь своей героической пехоте, обозначив свое присутствие оглушительной пальбой, от которой было минимум толка. Единственным отличием общей картины боя было то, что пушкари правого фланга быстро поняли всю бесперспективность своего занятия и, убедившись, что их выстрелы не причиняют противнику урон, сами прекратили огонь.

Спасение для русских солдат пришло со стороны английской гвардии, которая, выполняя приказ генерала Кинглека, раньше времени двинулась в атаку на мост. Видимо, решив, что противник уже основательно обескровлен, или желая первыми получить бремя славы, гвардейцы ринулись в бой и тем самым заставили своих стрелков прекратить убийственный огонь.

Бой разгорелся не на жизнь, а на смерть. Рыжеусые Томми и Бобби яростно дрались с русскими дикарями во славу всеми любимой королевы Виктории и дорогого лорда Пальмерстона. При помощи штуцеров и стальных штыков они собирались обратить в бегство этих сиволапых медведей, посмевших считать себя главными победителями Наполеона. Однако русские пехотинцы почему-то упорно не желали показать спины при виде алых мундиров гвардии, ее медвежьих шапок и британского флага. У них было свое мнение. Трижды Владимирский полк ходил в штыковую атаку против английских гвардейцев и, потеряв больше половины своего состава, отбросил неприятеля на исходные позиции.

Не менее славно действовал и Бородинский полк. Подобно своим боевым товарищам, он трижды ходил в штыковую атаку и сумел не только отразить наступление англичан, но даже отбросить их за реку, вплотную подойдя к холмам, на которых располагался штаб лорда Раглана. Знай бородинцы об этом заранее, они бы непременно атаковали их, невзирая ни на какие потери, и могли бы изменить весь ход битвы. Однако, попав под густой штуцерный огонь, русские солдаты прекратили преследование бегущего врага и вернулись на исходные позиции.

Казалось бы, успех был на стороне солдат Меншикова, но зуавы генерала Боске смогли внести перелом в битве тогда, когда этого никто не ожидал. Небольшими отрядами они двинулись на штурм горных круч генерала Кирьякова и, к своему удивлению, обнаружили, что горный склон никто не защищает. Генерал Кирьяков посчитал, что сама природа делает этот фланг его позиции неприступным, и поэтому ограничился выставлением наблюдательного поста из двадцати казаков.

Когда зуавы без потерь поднялись по крутой горной тропинке наверх, они легко смогли справиться с растерявшимися казаками. После этого в атаку устремилась линейная пехота, а за ней потянули свои орудия французские артиллеристы. За короткое время они смогли поднять на горные высоты свои пушки и развернули их на тылы русских полков, только-только отразивших фронтальный натиск неприятеля.

Не теряя ни одной минуты, французы обрушили шквальный огонь шрапнели на стоявшие поблизости батальоны Белостокского полка, с каждым залпом опустошая их и так редкие ряды. Не имея приказа от генерала Кирьякова о каких-либо действиях, белостокцы мужественно стояли на месте, глупо погибая из-за нерасторопности своего командира. Едва только Кирьякову донесли о появлении французов на его левом фланге, как генерал сначала впал в ярость, не поверив гонцу, а когда заговорили французские пушки, впал в прострацию, повторяя только одно: «Не может быть!» Так прошло несколько минут, пока полковник Циммерман не обратился к генералу с предложением отдать приказ об атаке врага, чем поверг Кирьякова в ужас.

– Атаковать?! Да вы с ума сошли! Оставаться здесь смерти подобно! – вскричал тот и, вскочив на коня и не сказав больше ни слова, бросился в тыл, предоставив офицерам своего штаба самостоятельно принимать решение, что делать дальше.

Едва только командир постыдно бежал, как вслед за ним ринулся штаб, бросив солдат и офицеров Белостокского полка на произвол судьбы. Один только полковник Циммерман решился послать своего ординарца корнета Симочкина в обреченные на смерть войска левого фланга с приказом об отступлении.

Было уже ближе к вечеру, когда, презирая пули и разрывы вражеских ядер, гонец достиг расположения белостокцев.

– Генерал приказал отходить на Качу, – успел проговорить храбрец, прежде чем штуцерная пуля французов угодила ему в грудь, и, хватая ртом воздух, он рухнул на землю.

– Отходим, отходим! – горестно разнеслось в рядах белостокцев, готовых идти в штыковую атаку на врага, невзирая на пули и шрапнель.

Еще можно было все исправить и если не одержать победу, то оставить за собой поле боя, однако бегство Кирьякова ставило жирный крест на всех этих возможностях. Заметив движение в стане русских, французы немедленно предприняли новую атаку, желая полностью сломить левый фланг русской армии и обратив ее в повальное бегство.

– Вив ле император! – вновь громко раздались призывные крики сержантов и офицеров, остриями своих шпаг указывавших солдатам направление новой атаки.

– Вива, вива! – отвечали им солдаты, перестраивая на ходу свои поредевшие ряды перед решительным броском в штыковую атаку.

Видя, что противник намеревается фронтальной атакой уничтожить отступающие батальоны, офицеры передней линии обороны приняли героическое решение, которое как нельзя лучше продемонстрировало врагу силу русского характера. Все они остались на своих позициях, чтобы ценой собственной жизни спасти отступающих товарищей.

С полным спокойствием и деловитостью русские пушкари неторопливо забивали заряды в жерла своих орудий, собираясь дать свой последний бой. Громкие угрозы в адрес врага вперемешку с матом неслись из рядов поредевшей пехоты, угрюмо сжимавшей ружья в окровавленных руках. И бой, который случился на берегах Альмы этим вечером, был маленьким чудом.

Наступающие французы буквально устлали своими телами подступы к русским пушкам, палившим не переставая до того момента, когда разъяренная пехота все-таки ворвалась на батареи. Но и тогда, бросив бесполезные орудия, артиллеристы капитана Храпова с банниками наперевес бросились на врага, поддержанные своей пехотой. Столь яростное сопротивление русской пехоты не только позволило батальонам отбросить врага на исходную позицию, но даже в порядке отойти в направлении Качи, оставив на поле боя врагу всего три подбитых орудия. Вслед за ними были вынуждены оставить свои позиции и полки генерала Гончарова.