Дом Ночи - Дмитрий Колодан Страница 44

– Вот и все. Слезай оттуда. Пора домой.

Большой красный лист плавно опустился ей на плечо, словно Лес дружески приобнял ее.

– Мама… – проговорила Ива. – Здесь… Кати… Ее отец, псы…

Она захлебывалась словами и ничего не могла сказать. Теперь, когда опасность миновала, когда рядом была Матушка, Ива вдруг почувствовала себя совсем маленькой и слабой. И хотелось ей лишь одного: чтобы Матушка обняла ее, как она сама обнимала Кати, и сказала, что ничего не было, а все, что с ними произошло, – только страшный сон. Сейчас они проснутся, каждая в своей постели, и все будет как прежде.

– Бедные глупые дети, – печально произнесла Матушка. – Что же вы наделали…

Наверное, она стала больше, выросла в одно мгновение, но при этом осталась такой же, какой была. Матушка взяла их на руки – ее и Кати, и Ива сама не заметила, как очутилась на земле. Она уткнулась лицом в подол длинного черного платья и стояла так очень долго, не шевелясь. Слушала сквозь звенящую вату в ушах тихие всхлипы. Все то время, пока они сидели на дереве, Кати плакала и скулила, не видя и не слыша ничего. Не замечая Иву, которая обнимала ее и шептала слова утешения. Похоже, она даже не заметила, что пришла Матушка Ночи, и что опасность миновала, и больше нет никаких терновых псов.

Наконец Ива отстранилась и подняла глаза на Матушку:

– Ее отец. Он пришел сюда, и…

– Я знаю, – кивнула Матушка.

– Папа! – вдруг заорала Кати и метнулась в сторону, где погиб ее отец. Матушка удержала ее.

– Спи, дитя. – Она положила ладонь девочке на макушку. Ива едва успела подхватить обмякшее тело.

– Не стоит ей этого видеть, – сказала Матушка. – И тебе не стоит. Терновые псы убивают жестоко, они не знают жалости. Мы достойно похороним его, он был храбрым человеком.

– Но ты убила их? – спросила Ива, кивком указав на кучи колючего хвороста и костей.

Матушка покачала головой.

– Нельзя убить то, что не было живым, – сказала она. – Я лишь отпустила их… Но когда-нибудь они найдут себе новую плоть и продолжат охоту. Пока жив хоть кто-то из оленьего племени, терновые псы будут идти по их следам.

Ива замешкалась:

– Так, значит, терновые псы убьют их всех? Они победят?

Но Матушка снова замотала головой:

– Нет, золотце. Никто из них не победит. Они порождения друг друга, две стороны одной монеты. Ведь осень – это не только урожай и танцы, но и смерть и угасание… Конец и начало, начало и конец. Одно не бывает без другого.

– Но… – начала Ива, но так ничего и не сказала.

Кати коротко вскрикнула, вздрогнула в руках у Ивы, но не проснулась. Ее глаза быстро двигались под опущенными веками. Ива убрала вьющийся локон, прилипший к уголку рта девочки.

Матушка Ночи склонилась к Кати и вздохнула:

– Бедное дитя… И что же мне с тобой делать?

– У нее рога, – сказала Ива. – Видишь?

– Да.

– Она теперь останется с нами? – спросила Ива. – Будет жить в нашем доме? Можно поставить для нее кровать в моей комнате…

Матушка продолжала разглядывать лицо Кати.

– Нет, – сказала она в итоге. – Она не твоя игрушка, и ты сама это знаешь. У нее есть мать, у нее будет брат… Я уже видела его сны. Я не вправе отнимать их у нее.

Ива понимала, что Матушка права, и все же…

– Роза сказала, что только большая потеря могла привести ее в наш дом. Терновые псы убили ее отца – это ведь и есть большая потеря?

– И да и нет, – печально сказала Матушка, так, словно знала больше, чем хотела говорить. – Но она не принадлежит этому миру, ее судьба – ходить по краю. Помни об этом, когда вы снова встретитесь.

Она положила ладонь на высокий лоб Кати. Постепенно дыхание девочки замедлилось, стало спокойным и размеренным. И – о чудо! – на щеках вновь появились ямочки. Она что-то прошептала во сне, но Ива не разобрала ни слова. Матушка без малейшего усилия подняла ее на руки.

– Снова встретимся? – переспросила Ива. – Когда?

– Не знаю, золотце, – сказала Матушка Ночи. – Всему свой срок. Но ей суждено возвращаться, и не раз. Лес пустил в ней свои корни, а корням нужна вода… И только здесь она сможет найти ее.

– Какие еще корни? – не поняла Ива. – Ты про ее рога?

– Вовсе нет. Но она всегда будет помнить, что там, за краем мира, в котором она живет, есть что-то еще. И эта тоска никогда не даст ей покоя.

– Конечно, она будет помнить! – сказала Ива. – У нее же на голове рога!

Ее саму оленьи рожки девочки ни капельки не смущали, но она понимала, что там, откуда пришла Кати, таких вещей быть не может и быть не должно.

– Рога? – улыбнулась Матушка.

Ива глянула на Кати, но увидела лишь две запутавшиеся в волосах веточки. Матушка просто вытянула их и отбросила в сторону. Кати во сне поморщилась. Длинные пальцы Матушки перебирали ее волосы. А затем она вытащила из головы девочки что-то еще и протянула Иве.

– Возьми и храни, – сказала она. – Придет срок, и ты вернешь ей это.

На ее ладони лежал маленький черный камешек, блестящий и гладкий.

– Что это? – спросила Ива.

– Ее воспоминание о том, что случилось, – сказала Матушка. – Пока он слишком тяжел для нее.

Камешек оказался холодным, точно кусочек черного льда или… Уголь? Ива крепко сжала его в кулаке.

– Воспоминание? – спросила она. – Но…

Она посмотрела в ту сторону, где лежало тело отца Кати. Кажется, она поняла, о чем говорила Матушка… Но ведь и она тоже была в этом воспоминании.

– Неужели она все забудет? – спросила Ива, подняв глаза на Матушку.

Та положила одну из рук на плечо дочери и слегка сжала пальцы.

– Она не будет помнить, – сказала она. – Но забыть… Ничего нельзя забыть по-настоящему. Такие воспоминания – это шрамы на сердце. Как их ни прячь, они все равно будут болеть. Пойдем, ей пора возвращаться домой.

Подул ветер, срывая с деревьев разноцветный наряд – красные, желтые, оранжевые листья закружились над ними в беззвучном танце осени. На руках у Матушки Ночи Кати Макабреску улыбалась во сне.