Летун - Елена Первушина Страница 43

Удивительно, но дни, когда они с Сирэ спускались с горы, питаясь засохшими сухарями, кореньями, которые находила служанка, и белками, ящерицами и змеями, которых ловил Друг, дни, когда Янтэ в кровь сбивала ноги пастушьими башмаками и часто не знала, куда идет и выберется ли когда-нибудь из леса, ночи, когда у нее зуб на зуб не попадал от холода, – эти дни и ночи запомнились Янтэ мягким ощущением счастья. Она была счастлива тем, что свободна, что вырвалась из роскошного замка, что под ногами у нее не камни, а мягкий ковер хвои, а над головой кроны Великих Деревьев. Ей легко дышалось, легко шагалось, она легко преодолевала боль и усталость, чувствовала себя здоровой и сильной, как никогда.

Друг тоже ликовал. Он быстро усвоил правила вежливости в обращении со своими дикими сородичами и теперь не только охотился для себя и своей «семьи», но порой даже играл с местными, носился наперегонки, лавируя между стволами деревьев, или, расхрабрившись, поднимался высоко в небо, сцеплялся лапами с кем-то из диких, и они начинали раскручиваться, словно две шаловливые девчонки, только в отличие от девчонок они в это время падали на кроны деревьев. К счастью, Другу каждый раз хватало ума (или трусости), и он первым разжимал лапы задолго до того, как забава становилась по-настоящему опасной.

Так они без особых приключений добрались до пристани и сели на корабль, который отвез их домой. Денег у девушек не было, но имя госпожи Спиренс и Друг, сидевший на спине у Янтэ, служили лучшей гарантией для кредита.

* * *

Раминэ, открывшая им дверь, всплеснула руками и склонилась до земли, приветствуя не столько Сирэ и Янтэ, сколько Друга. Сирэ отправилась в людскую. Янтэ поднялась к себе, и пока Друг исследовал новую комнату, вымылась и переоделась. Раминэ принесла им обед и доложила, что Янтэ хотели бы видеть мать и сестра. К ее удивлению, если не ужасу, Янтэ выбрала Ти.

Она вошла в комнату и снова, как много дней назад, опустилась на подушку перед ширмой с изображением снегопада.

– Значит, ты вернулась, – послышался из-за ширмы голос Тиэ. – Ты снова сделала все так, как надо. А теперь убери ширму.

Янтэ отодвинула бамбуковую створку и похолодела. До этого она не раз произносила мысленно и вслух: «Летун изуродовал Ти», – и воображала себе всяческие ужасы, но это были только слова и только воображение. Теперь же она видела, что случилась с сестрой на самом деле: огромный темно-красный, все еще сочащийся сукровицей шрам рассекал ее лоб, левую бровь и веко левого полузакрытого глаза, полукруглым росчерком обрисовывал щеку и разрывал левый угол рта. Второй шрам, параллельный первому, получился короче, но глубже – он просто перечеркивал правую щеку так, что можно было увидеть зубы в прорези. Тиэ полулежала на подушках и, судя по тому, как она сутулилась, ее телу досталось не меньше, чем лицу.

Янтэ, воспитанной под девизом «все хорошее – красиво, все отличное – прекрасно», стоило немалых усилий скрыть ужас и отвращение, и, судя по реакции Тиэ, это ей так и не удалось.

Ти усмехнулась уцелевшей половиной рта.

– Теперь понимаешь, почему я не хотела тебе показываться в прошлый раз? Чтобы не напугать. Чтобы ты об этом не думала. Впрочем, кажется, я зря старалась. У тебя просто не могло не получиться, так ведь? Наша Я не может не победить, иначе ее мама очень удивится.

– Могло, – ответила Янтэ изумленно. – И вообще-то меня чуть-чуть не…

– Да, тебя вечно чуть-чуть, можешь не трудиться и не рассказывать мне. Для того чтобы увидеть разницу между нами, достаточно иметь глаза. Или… – Она снова скривила угол рта в усмешке. – Хотя бы один глаз…

– Прости… – попросила Янтэ.

– Не дури! За что мне тебя прощать? За то, что ты сделала хорошо то, что я сделала плохо? Впору нашей матери просить прощения за то, что родила тебя прежде, чем родить меня, но и в этом она не виновата.

– Тогда прости себя. То, что случилось с тобой, ужасно. Не только то, что сделал Друг, но и раньше… мое избрание Танцовщицей, мое замужество… Но твоей вины в этом нет. Ты ничего не могла сделать.

– Но и ты ничего не могла сделать! И наша мать! И никто, и ничего! Ты понимаешь, что это и есть самое ужасное?! Что я лежу здесь день за днем и думаю, кто и в чем виноват, кто и что мог сделать. И каждый раз вижу, что никто и ни в чем, и никто, и ничего! Я позвала тебя только для того, чтобы ты это тоже знала. А теперь все, уходи.