Ставка на Проходимца - Илья Бердников Страница 43

— Люсь, про щеку ты еще вчера все уши прожужжала. Не умру я! От такого не умирают… — я покривился, когда пальчики сестры немного нажали на брюшину, — но и добивать не нужно!

Из лачуги вышел Имар со снайперкой за плечами и моим дробовиком в руках.

— Нужно пойчи обыскать, — сказал он мне. — А чо жарко, завоня…

Он запнулся, увидев мои страшные глаза.

— Кого обыскать? — спросила подозрительно Люська.

Вчера ночью, когда все успокоилось и Санек стянул с себя пропитанную местным аналогом нефти и потяжелевшую от нескольких килограммов песка одежду, я рассказал сестре наспех сочиненную байку о напуганных нашим смелым отпором и бежавших разбойниках. Причем в это же время Имар оттаскивал подальше тело того несчастного, чья голова попала под мой выстрел возле валуна, внизу склона.

— Местность, — ответил я, забирая у Имара дробовик и подталкивая его от сестры. — Мы там вчера где-то дикую собаку подстрелили, вот хотим закопать ее, пока не завонялась…

— А почему прямо не сказачь? — недоуменно спросил Имар, когда мы спускались вниз по склону. — Пусчь знаечь, что ее как нужно защищали!

— Она покойников до смерти боится, — сказал я. — Да еще узнает, что их семь штук, да еще и мы виноваты в их упокоении… Переживать станет, плакать. Нам это нужно?

— Совсем не нужно, — согласился Имар и тут же значительно добавил: — Она насчоящая женщина, Алексей.

Я недоуменно посмотрел на него.

— Она не чакая, как наши женщины, что забыли, как ими бычь, — пояснил Имар. — Она, наверное, даже оружия в руках не держала…

— Не держала, — подтвердил я. — Кроме скалки и сковородки.

— Насчоящая женщина… — мечтательно протянул Имар и замолчал надолго.

Я похмыкал про себя и, следуя за Имаром, принялся рассуждать над событиями вчерашнего дня. Выводы из моих рассуждений были самые неутешительные: я был полностью не готов к опасностям Дороги. И дело даже не в том, что я умудрился попасть в лапы ночным разбойничкам и выжил только благодаря вмешательству сначала Мани, а затем и Имара. Нет, больше я был расстроен тем, что, придя в лачугу и обняв плачущую от переживаний сестру, я практически сразу отключился и благополучно проспал до самого утра, не позаботившись о ночной охране. Эту функцию добровольно взял на себя Имар, и мне было невыразимо стыдно перед этим человеком, которого я так мало знал и который, тем не менее, спас мне и Люське жизнь, а после всю ночь просидел не смыкая глаз, охраняя наш сон. Не клеилось это как-то к образу чернокожего партизана-отморозка, люто ненавидевшего представителей белой расы. Не срасталось как-то…

Мы подошли к тому месту, где лежали трупы подстреленных Имаром разбойников. Запаха пока не было, но я с брезгливостью приблизился к телам. Все-таки есть, остается в нас, людях, какое-то особенное отношение к трупам: вроде и понимаешь, что мертвец тебе никакого вреда не причинит, и все же какой-то скрытый страх перед покойником шевелится где-то внутри, напрягает нервную систему… Виной ли этому многочисленные киноновеллы о ходячих мертвецах? Вряд ли. Страх перед покойниками живет в нас, независимо от его веры или убеждений, и страх этот, скорее всего, от того, что мертвый человек —неправильныйчеловек. Не должно быть такого, не запланировано Тем, Кто творил людей по образу и по подобию Своему, чтобы дух человеческий покидал телесную оболочку. А если оболочка после смерти и начнет двигаться, то это означает, скорее всего, что вместо ушедшего духа в нее вселился кто-то другой, злой, ненавидящий остальных, живых людей…

— Их оружие нам не подойдечь, — прервал течение моих рассуждений Имар. — Видишь, какой хлам? — Он протянул мне какую-то древнюю фузею, чуть ли не с кремневым замком.

Я прошелся от трупа к трупу. Действительно, ночные налетчики были вооружены кое-как — жалкими ржавыми стволами и кривыми тесаками, от вида которых у меня кишки подтянулись: не хотел бы я получить такую железяку в пузо. Только возле одного разбойничка — загорелого, узколицего, с жидко-козлиной седоватой бородкой, одетого чуть получше остальных, — лежала практически новенькая трехлинейная винтовка Мосина, а на бедре красовался револьвер, кажется, системы «наган», в потертой кожаной кобуре на офицерской портупее. Такие портупеи я видел только в старых фильмах про революцию. Этому разбойнику еще бы чалму на голову или — кепку с красной звездой, и был бы — вылитый персонаж «Белого солнца пустыни». Но вместо чалмы на голове бандита красовалась замасленная бейсболка с эмблемой «Скании». Вот черт, это же Данилыча кепка!

— Имар! — Я указал на находку. — Что это?

— А, воч она и нашлась! — Имар снял кепку с головы мертвеца, отряхнул ее от песка и пыли. — У Данилыча ее в поселке украли несколько дней назад. Переживал сильно…

— Здесь есть поселок? — спросил я. — Далеко? И где, вообще, Данилыч и транспорт? Вы вчера ничего вразумительного так и не сказали, все спать завалились…

Имар махнул рукой по направлению горной гряды:

— Там поселок, четверчь дня идчи надо. Чам и Данилыч нас ждеч, там и транспорч, чодько он поломан пока, не уедешь никуда. Зачо есчь вода и зарабочачь можно, и почорговачь… Чолько вочь разбойники нападали иногда. У них целая сисчема ловушек вокруг была, чтобы пучников ловичь, ну иногда и на город нападали… Чеперь не нападуч, — добавил он многозначительно. — Данилыч обещал: за несколько дней починич чранспорч.

— Имар, — спросил я совсем обескураженно, — а вы сколько здесь? Что-то не похоже, что особо долго: одежда на тебе и Саньке как новая, оружие не пользованное. Вы ведь недавно сюда приехали? Да брось ты кепку — она же выстрелом продырявлена, да и не будет Данилыч кепку с трупа носить! Сколько вы меня ждете?

— Чечыре дня, — сказал, подумав, Имар.

— Странно, — продолжал размышлять я, — а Данилыч передал, что вы постараетесь сюда как можно быстрее добраться, чтобы меня поджидать… Я так переживал, что вы столько меня ждете, а вы — «четыре дня». Где же вы больше полугода болтались?

Имар, обыскивавший поясную сумку на одном из разбойничков, поднял голову. В его черных глазах-маслинах я увидел легкое недоумение.

— Полгода? Полгода… Эчо сколько дней?

— Ну дней сто восемьдесят где-то, — принялся объяснять я. — Только не таких коротких, как на Аканэ, понимаешь? Раза в два длиннее.

Имар теперь уже не отрываясь смотрел на меня.

— Какие счо восемдесяч? — проговорил он. — Мы сюда через два дня, как с Аканэ выбрались, попали. Всего где-чо пячь-шесчь суток, как из города выбрались. Чого города, на Аканэ… эй, чы куда?!

Я побрел в сторону, немного пошатываясь от неожиданной догадки. «Время относительно», — сказал Альберт Эйнштейн. Он был умный мужик, и я его уважал, хоть особенно и не вникал в хитросплетения его теорий…

И вот теперь столкнулся с реализацией теории относительности на практике. Чаушев, Чаушев, ты же говорил мне об этом! И я нос к носу встречался с человеком из прошлого, а теперь…