Плеск звездных морей - Исай Лукодьянов Страница 43

Робин потянулся к пульту координатора и замер с протянутой рукой, потому что я послал менто: «Не надо». Он воззрился на меня, расширив глаза. «Все правильно, Робин, все правильно!»

— Двигатели на предпусковой, — сказал я.

Поворот вправо, да, конечно, поворот вправо, соображал я, пока реактор входил в режим. Не более сорока градусов…

— Почему ты не включаешь координатор? — спросил Баумгартен. — И часы?

Я ожидал этого вопроса и был к нему готов.

— Они мне не нужны.

— То есть как — не нужны?! — Баумгартен подскочил в кресле.

— Ты сомневаешься, старший? Сомневаешься в том, что я знаю место корабля и время?

Передо мной вспыхнул зелёный глазок, одновременно коротко прогудел ревун, извещая, что реактор введён в режим. Моя рука легла на рычаг правого поворотного двигателя.

— Он сошёл с ума! — завопил Баумгартен, выкатывая глаза. — Робин! Возьми управление кораблём!

Робин не шелохнулся в своём кресле. Он был очень бледен.

— Пилот Греков, ты слышишь? Сейчас же прими управление!

— Я подчиняюсь командиру корабля, — глухо сказал Робин.

— Вы… вы оба… — Баумгартен задохнулся от возмущения.

— Я запрещаю!..

Вот тут-то я и хотел ему все выложить: «Вы обманным путём затащили меня сюда, на венерианскую орбиту, вы правильно рассчитали, что ни один человек не откажется пойти на какие-то жертвы ради науки, да, вы все правильно рассчитали. Кроме одного. Я не подопытный кролик. Вам не дождаться отклонений в психике, какой бы режим психополя вы для меня ни создавали. Я земной человек! Это так же верно, как то, что сейчас около шестнадцати часов пятого марта. По земному календарю! И сейчас я вам покажу, какая у меня реакция на неожиданность. Покажу, что не случайно я допущен к пилотированию кораблей всех классов. Вы увидите нашу сонастроенность, групповую психику и все такое прочее…»

Но я ничего не сказал, только скомандовал:

— К старту!

В пронзительном предстартовом звонке утонули протестующие крики Баумгартена. Я рванул рычаг. Сквозь гул прилившей к ушам крови я услышал пение двигателя. Привычная тяжесть перегрузки вжала меня в эластичную мякоть амортизатора. Я отсчитывал секунды и не сводил взгляда, с репитера астрокомпаса. Экраны по-прежнему были слепы, но я отчётливо представлял себе параболу, которую корабль описывал в пространстве.

— Пора, — сказал Робин.

Я кивнул. Остальную часть угла поворота корабль пройдёт по инерции. Я включил главные двигатели.

Разгон и поворот шли нормально. Вдруг Робин сказал решительно:

— Хватит!

Не глядя на меня и не дожидаясь, моей реакции, он включил координатор. Вспыхнули экраны. Прямо по курсу, на границе Льва и Девы, возникла яркой звёздочкой Земля. Диск Венеры был под нами, по нему, как обычно, ходили дымные вихри. В сетке гелиоцентрических координат мерцали серебристые точки, указывая истинный курс корабля. Вообще все было нормально.

Игра кончилась, но я почему-то не испытал торжества. Облегчение, усталость — всё, что угодно, но никак не торжество. Не знаю, чем объяснить это. Я оглянулся на Баумгартена. Он выглядел постаревшим, даже просто старым — с набрякшими под глазами тёмными мешками, с реденькой седой бородкой, с гофром морщин на влажном высоком лбу. Он не смотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой, на экран, на Землю. Мне захотелось как-то его утешить. Чтобы он выпрямился, сверкнул, как говорится, очами, изрёк что-нибудь нестерпимо, высокопарное, чёрт возьми…

Нет, не было у меня чувства одержанной победы.

На Луне я первым делом пошёл к Самарину и подробно, ничего не утаивая, рассказал ему обо всём.

— Ни от одного пилота у меня так не болит голова, как от тебя, Улисс, — сказал Самарин. Он встал из-за стола, загромождённого графиками, плёнками и аппаратами связи, прошёлся по тесному кабинету. — Ну что мне с тобой делать?

Я пожал плечами. Я был готов к любой каре.

— Следует наказать тебя дважды: за мистификацию, которую ты устроил, и за сход с орбиты вслепую. — Он схватился за голову. — Черт, неслыханное происшествие в космофлоте!.. Знаешь что, Улисс? Отправляйся-ка ты на шарик, догуливай свой отпуск. А я ещё подумаю.

В дверях я остановился:

— Один вопрос, старший… Ты знал, что эта экспедиция…

— Знал, — прервал он меня. — С самого начала она мне была не по душе. Но нажимали сильно… Лично мне всё равно, где ты родился — на Земле или на Венере… Ладно, Улисс. В одиннадцать тридцать стартует рейсовый.

— Спасибо, старший.

— Лети. Счастливо тебе.